Дэвид Эберсхоф - 19-я жена

— Джордан, мой долг — защищать их. Тебе это известно. Теперь, прошу тебя, уезжай.

— Защищать — от чего?

— Пожалуйста. Пока я не вызвала полицию. — А потом добавила: — Прости.

Полиция Месадейла. Кто захочет с ней встречаться? Я попрощался с Ритой и с Вирджинией и направился обратно к машине. Прежде чем сесть за руль, я обернулся и взглянул на дом. Теперь в каждом окне виднелось по двое ребятишек, от их носов туманились стекла. Уезжая назад по Филд-авеню, я думал о них. Как их зовут? Знает ли сама Рита их имена? Я задумался о судьбах моих братьев и сестер. Джейми теперь должно быть восемнадцать, так что его, видимо, уже вышвырнули отсюда. Шарлотте — семнадцать, скорее всего, ее уже выдали замуж. А Куини — двадцать. Вряд ли она еще живет в нашем доме. Вопрос лишь в том, сколько у нее теперь сестер-жен. Ну а что с младшими детьми? Я с ними так никогда и не сблизился. Они в большинстве своем оставались для меня безымянными — десятки девочек и мальчиков, которые попадались мне в коридоре, все светловолосые, веснушчатые, худые. Когда ты один из сотни, ты смотришь вверх, на старших ребят, ведь это они способны предложить тебе хоть чуточку любви, а малышей ты терпеть не можешь, потому что они занимают слишком много места.

Я так погрузился в мысли о бесчисленных и безымянных детях, что не сразу заметил за собой полицейскую патрульную машину. Коп неожиданно четко обозначился в зеркале заднего вида: темные очки над плотоядной ухмылкой. Левая ладонь плоско лежит на рулевом колесе, правая рука обнимает спинку сиденья. Я свернул в переулок, он последовал за мной. Я снова свернул, он тоже. Проехали мимо трех женщин, работавших на небольшом гумне. Они подняли головы, не выпуская из рук тяпок, лица их омывало сияние солнца.

Я хотел заглянуть на почтамт, но эта идея больше не казалась мне такой уж разумной. В нашем захолустье полицейские и есть настоящие бандиты. Каждый сотрудник Управления полиции Месадейла — многоженец. Как-то одна из моих сводных сестер пришла в полицию и заявила, что мой отец пристает к ней с объятьями. (В нашем захолустье, если твой отец говорит, что ему хочется тебя обнять, жди, что тебя изнасилуют.) Дежурный коп что-то записал, потом позвонил моему отцу. «Я бы присмотрел за этой штучкой, — сказал он. — Она заявилась сюда горяченькая, в течке, как нимфоманка». Он отвез ее к нам домой, и отец забрал ее вниз, к себе в подвал, на целый час. Помню, как я ждал, пока она вернется наверх. Когда она вернулась, взгляд у нее был пустой, будто вместо глаз ей вставили стекляшки.

Люди говорят: «Да брось, не может быть, чтобы все было настолько плохо».

На самом деле все гораздо хуже.

Люди говорят: «Почему же тогда власти не вмешаются и не примут какие-то меры?»

Я не знаю. Вы у них спросите. Но в воздухе плавают разные теории. Некоторые утверждают, что мормонам, которые более или менее владеют Ютой, затруднительно принимать решения по поводу Первых из-за нашего общего прошлого. Мы их смущаем. Они предпочитают, чтобы мы смирно сидели в своем захолустье, заткнутые подальше в пустыню, где нас никто не видит. Думаю, они по-прежнему остро реагируют, когда речь заходит о полигамии. Другие считают, что мормоны втайне стремятся когда-нибудь вернуться к многоженству, поэтому закрывают на все глаза. Насчет этого я ничего не знаю. Еще одна теория: некоторые говорят, это пример религиозной свободы, понимаете, каждый имеет право верить во что хочет, и власти должны вести себя осторожно, чтобы это право не подавлять. Может, и так. А еще я слышал на самом деле хорошее объяснение: в реальности очень трудно доказать в суде многоженство. Подумайте сами: закон не запрещает мужчине и целой ораве женщин проживать совместно. И если эти браки официально не признаются штатом, как же эти люди могут нарушать закон?

Только у меня имеется своя собственная теория, почему все это происходит в Месадейле так долго: просто всем наплевать. Никого ни хрена не заботит эта кучка кровосмесителей, обитающих в пятидесяти милях от ближайшей тюремной башни. Смешно — нас называют «пропащими сыновьями», когда нас вышвыривают прочь, но на самом-то деле мы становились пропащими, как только рождались. Когда я жил там, в Месадейле, я часто задумывался: а знает ли кто-нибудь, кроме моей мамы, что я живой?

Я вывернул назад на шоссе. Патрульная машина следовала за мной так близко, как ей позволяло кильватерное облако пыли от моего фургона. Этот эскорт не покидал меня всю дорогу, спускаясь за мной по пологому холму, взбивая свое собственное облако красной пыли. В какой-то момент он взялся за радио — вызывал кого-то. Если бы это был полицейский фильм, камера показала бы салон его машины. Но это был не полицейский фильм, и я не могу сказать, что он передавал по радио: «Порядок?» или «Он наконец уехал?» — а может: «Это он?»

Я выехал на асфальт, и мой фургон перестал дребезжать. Позади меня патрульная машина остановилась у края асфальта, будто это река, слишком глубокая, чтобы рискнуть в нее войти.

Коп следил, как я отъезжаю, желая убедиться, что я на самом деле уехал. В зеркале заднего вида его машина становилась все меньше и меньше, затем он развернулся в три приема и направился назад, по длинной дороге в город. В конце дня он составит рапорт, запрет в сейф свой огнестрел и отправится домой поужинать макаронами вместе с дюжиной его одиноких жен.

Среди множества вопросов, с которыми мне пришлось столкнуться со времени моего отступничества от Церкви Мормонов, ни один не грешит б о льшей путаницей и мистификацией, чем вопрос о том, почему я вообще вступила в сонм Святых Последних дней. Американская публика узнает в лицо мормонского миссионера, истово совершающего свой путь молодого человека, стучащегося в плотно запертые двери, не перестающего трудиться ни в зной, ни в хлад, чтобы широко нести свое слово. Многие люди, как я теперь понимаю, принимают меня за не так уж давно обращенную в веру Мормонов именно таким миссионером и поражаются, как могла здравомыслящая женщина поддаться на его уговоры. Однажды, во время моей лекции в Денвере, жена священника выговорила мне: «Вот где вы совершили ошибку, миссис Янг, вам ни в коем случае не следовало впускать этих миссионеров в двери вашего дома!»

На самом же деле я родилась Мормонкой, я — дочь ранних обращенных, двух глубоко верующих Святых, взрастивших меня на Книге Мормона и на эпическом повествовании о рождении этой веры — точно так, как какая-нибудь другая пара могла бы взрастить свою дочь на великих повествованиях Ветхого Завета. Я узнала об ангеле Моронии [19] Ангел Мороний — ангел, явившийся Джозефу Смиту и указавший ему место, где спрятана Книга Мормона. раньше, чем об архангеле Гаврииле; о первой и второй Книгах Нефия [20] …первой и второй Книгах Нефия… — По преданию, Нефий — сын Легия, предсказавшего разрушение Иерусалимского храма. По повелению свыше он приплыл с семьей и друзьями в Америку, где основал свое государство, став пророком и родоначальником нефийцев — народа, названного в его честь. Стал также автором двух Книг Нефия, составивших два первых раздела Книги Мормона. раньше, чем о Евангелии от Иоанна. Совсем малышкой я участвовала в исходе Мормонов из Нову в Зайон [21] Зайон ( англ. Zion) — т. е. Сион, земля обетованная: имеется в виду район Территории Юта, куда пришли мормоны из Иллинойса. В настоящее время Зайон — национальный парк близ Солт-Лейк-Сити — столицы штата Юта. и всегда считала это событие столь же чудесным, сколь чудесен был Исход евреев из Египта.