Роберт Стивенсон - Черная стрела (Пер Репина)

Джоанна в изнеможении прислонилась к обитой ткаными обоями стене.

— Это ничему не поможет, — сказала она, — я все же буду обвенчана завтра утром.

— Как! — вскрикнула ее подруга. — Ведь вот наш паладин, который разгоняет львов как мышей! Мало же у тебя веры, право. Ну, друг-укротитель львов, утешьте же нас, заговорите и дайте нам услышать смелый совет.

Дик смутился, когда ему кинули в лицо его преувеличенные выражения. Он покраснел, но все же заговорил смело.

— Правда, мы в затруднительном положении, — сказал он, — но если бы мне удалось выбраться из этого: дома на полчаса, я поистине скажу, все еще могло бы быть хорошо, и свадьба не состоялась бы.

— А что касается львов, — передразнила его молодая девушка, — то они будут изгнаны.

— Прошу извинения, — сказал Дик, — я говорю вовсе не хвастаясь, а прося помощи или совета, потому что если мне не удастся пробраться из дома не замеченным часовыми, то я не могу ничего сделать. Пожалуйста, поймите меня правильно.

— С чего это ты заговорила, что он неотесан, Джоанна? — осведомилась молодая девушка. — Я утверждаю, что речь его всегда находчива, нежна и смела, смотря по его желанию… Чего тебе еще?

— Да, — со вздохом и вместе с тем с улыбкой проговорила Джоанна, — правда, моего друга Дика подменили. Когда я видела его, он был действительно груб. Но это ничего не значит, надежды на перемену моей горькой участи все же нет, и я должна стать леди Шорби.

— Ну, — сказал Дик, — я попробую рискнуть. На монаха мало обращают внимания, и если я мог найти добрую фею, которая привела меня наверх, то могу найти и другую, которая сведет меня вниз. Как имя этого шпиона?

— Реттер, — ответила молодая девушка, — но что вы хотите сказать, укротитель львов? Что вы думаете делать?

— Попробовать смело выйти из дома, — ответил; Дик, — и если меня остановят, не терять присутствия духа и сказать, что иду молиться за Реттера.

— Выдумка не из хитрых, — заметила девушка, — но, может быть, удастся.

— В затруднительных обстоятельствах главное дело не в выдумке, а в смелости, — сказал молодой Шельтон.

— Вы говорите правду, — сказала она, — ну идите, и да поможет вам Небо! Вы оставляете здесь бедную девушку, которая любит вас всей душой, и другую, которая искренний друг ваш. Будьте благоразумны ради них и не подвергайте себя опасности.

— Да, — прибавила Джоанна, — иди, Дик. Опасность одинаково велика, останешься ли ты здесь, или уйдешь. Иди, ты уносишь с собой мое сердце, — да сохранят тебя святые!

Дик прошел мимо первого часового с таким уверенным видом, что тот только потоптался на месте и пристально взглянул на него, но на второй площадке часовой преградил ему путь копьем и спросил его, зачем он идет.

— Рах vobiscum, — ответил Дик, — я иду молиться над трупом бедного Реттера.

— Может быть, — сказал часовой, — но одному идти не позволяется. — Он нагнулся над дубовыми перилами и пронзительно свистнул, «идут!» — крикнул он и затем сделал знак Дику, чтобы он шел дальше.

Внизу лестницы его ожидала стража; когда он снова повторил свой рассказ, начальник отряда велел четырем солдатам проводить его до церкви.

— Не упустите его, молодцы, — сказал он, — отведите его к сэру Оливеру. Вы отвечаете за него своей жизнью.

Дверь открылась, двое людей взяли Дика с обеих сторон за руку; один из воинов шел впереди с факелом в руке, четвертый замыкал шествие с натянутым луком и со стрелой наготове. В таком порядке они прошли по саду в глубокой ночной тьме при падающем снеге и подошли к слабо освещенным окнам церкви аббатства.

У западного портала стоял пикет стрелков, старавшихся укрыться в углублениях дверей с арками и осыпанных снегом. Только тогда, когда проводники Дика обменялись с ними паролем и отзывом, им позволено было войти в главный придел церковного здания.

Церковь освещалась слабым светом восковых свечей, горевших на алтаре, и несколькими лампадами, спускавшимися со сводчатого потолка над частными капеллами знаменитых фамилий. Мертвый шпион, с благоговейно сложенными руками, лежал на катафалке.

Под арками раздавался торопливый шепот молитв: на скамьях на клиросе стояли на коленях фигуры, укутанные капюшонами, а на ступенях высокого алтаря священник в полном облачении служил обедню.

Когда Дик и сопровождавшие его вошли в церковь, одна из закутанных фигур встала и, спустившись со ступеней, которые вели на клирос, спросила шедшего впереди воина, какое дело привело его в церковь. Из уважения к службе и к покойнику оба говорили сдержанным тоном, но эхо громадного, пустого здания подхватывало их слова и глухо повторяло их вдоль боковых приделов храма.

— Монах! — сказал сэр Оливер (это был он), выслушав рассказ стрелка. — Брат мой, я не ожидал вашего прихода, — сказал он, оборачиваясь к молодому Шельтону, — скажите, пожалуйста, кто вы? И по чьей просьбе присоединяете свои молитвы к нашим?

Дик, не снимая капюшона, сделал сэру Оливеру знак отойти немного от стрелков: как только священник исполнил его просьбу, он сказал: — Я не надеюсь обмануть вас, сэр. Моя жизнь в ваших руках.

Сэр Оливер сильно вздрогнул, его толстые щеки побледнели, он молчал некоторое время.

— Ричард — сказал он, — я не знаю, что привело вас сюда, но сильно опасаюсь, что-нибудь дурное. Но в память прошлого я не хочу добровольно повредить вам. Вы просидите рядом со мной в церкви на скамье всю ночь: вы будете сидеть там, пока лорд Шорби не будет обвенчан и все не вернутся благополучно по домам. И если все сойдет хорошо, и вы не задумали ничего дурного, в конце концов вы можете идти, куда желаете. Но если вы пришли с кровавыми намерениями, то это падет на вашу голову. Аминь!

И священник набожно перекрестился, повернулся и пошел к алтарю.

Он сказал несколько слов солдатам и, взяв Дика за руку, провел его на клирос и посадил его на скамью рядом с собой. Из приличия юноша сейчас же опустился на колени и, по-видимому, погрузился в молитву.

Но ум его и глаза блуждали. Он заметил, что трое из приведших его солдат, вместо того, чтобы вернуться в дом, спокойно уселись в одном из приделов, он не сомневался, что они сделали это по приказанию сэра Оливера. Итак, он попал в западню. Он должен провести ночь в призрачном мерцании и тьме церкви, смотря на бледное лицо убитого им человека, а утром он увидит, как его возлюбленную обвенчают на его глазах с другим.

Однако ему удалось овладеть собой и заставить себя терпеливо ждать.

В церкви шорбийского аббатства молитвы не прекращались всю ночь, иногда пелись псалмы, иногда раздавался звук колокола.