Манфред Кюнне - Охотники за каучуком

«Крупные плантации» представляли собой мощные, построенные на капиталистической основе предприятия. Все они, за исключением китайских плантаций, являлись собственностью акционерных обществ, и работали на них наемные рабочие. «Мелкие плантации», напротив, были личной собственностью, и хозяйство на них велось самим владельцем и его семьей.

Эту систему англичане ввели и в Индии, за исключением Цейлона. Мадрас, Бомбей, Калькутта — вот те города, в которые стекались созданные миллионами темнокожих рук богатства Индостана и Декана. Губернатор Сингапура оказался прав: «мелкие плантации» стали неисчерпаемой сокровищницей Англии…

В остальных районах Юго-Восточной Азии массовое, направляемое государством разведение каучуконосов началось лишь в начале XX века: на Цейлоне — в 1901 году; на Суматре — в 1903 году; на Яве и в британской части Борнео — в 1906 году; во Французском Индокитае — в 1907 году.

Однако нигде плантации каучуконосов не получили такого развития, как в Британской Малайе, и особенно на полуострове Малакка.

Индиец медленно распрямляет затекшие члены. Нож, сжатый в его руке, покрыт млечным соком деревьев. Он смотрит на дом, в котором живут сахибы, на хижины надсмотрщиков, глядит на дорогу, ведущую в кампонги рабочих.

По утрам, поднимаясь из-за синеющих на востоке гор, солнце заливает своими лучами растения, и кажется, будто листья и стволы пропитаны кровью. В полдень с неба низвергается палящий зной. Засыхающая земля пьет послеобеденный дождь, превращая его в пелену вечернего тумана. По ночам душно. Потом снова наступает утро, а за ним опять раскаленный солнцем день.

Индиец вытирает потное лицо и вглядывается сквозь ряды деревьев в подернутую дымкой даль.

За плечами у него долгий, очень долгий путь!

Его родина — побережье Мадраса, о которое зимой разбиваются косые гряды волн, гонимые муссоном. Там он и жил в одной из убогих хижин, где обычно ютятся парии — бесправные, спасающиеся от голодной смерти только ловлей рыбы. Там проводил под низкой крышей из тростника месяцы летней жары, спал на голой земле, дважды в день пересекал линию прибоя на утлом тростниковом плоту и с пустыми руками сидел в своей хижине перед каменным фаллическим символом в ночи полнолуния, когда богатые крестьяне приносят в жертву Шиве коз.

Но и на чужбине он не нашел того, что искал. Терпел унижения и побои, трижды бежал, три раза пересекал на лодке южное море, отомстил белым и спас свою жену от позора и мучений. И снова возвратился в родные места.

И снова из года в год сражался на своем жалком плоту с прибоем и ветром.

На голой земле лежали оба его сына, которых родила ему жена. На голой земле лежала его жена, трясясь в лихорадке и под вечным страхом смерти.

А потом солнце померкло для него, и он отправился обратно, на плантации сахибов. Годы изменили его лицо. Он снова занес свое имя в списки белых людей и молча пошел на работу.

В одной хижине с ним живут четверо телугу. Он понимает их язык не хуже своего, но говорит очень редко.

Ест рис, который покупает у китайского лавочника. Пьет чай, на который уходит пол-анны в неделю. Курит табак, без которого не может жить, а вечером, усталый от работы на плантации, садится у порога хижины, глядит на запад; на лице его тяжкая печаль.

Он вспоминает далекий берег, свою родину. Там он предал пламени тело своей жены Манахи.

Там живут его сыновья — в чужой хижине, среди чужих людей. Неужели и им суждено пройти тот же путь, который прошел он? Неужели и им придется продавать свои руки белым?

Или им удастся стряхнуть это иго и стать свободными?

Теперь уже ботанические сады колонии едва успевали оказывать плантаторам помощь в уходе за гевеей.

А так как цены на каучук продолжали расти, плантаторы вырвали из земли даже те гвоздичные и кофейные деревья, которые пережили нашествие жуков, эпидемию грибкового заболевания и бразильскую конкуренцию, срубили последние чайные кусты и сахарные клены, превратили все возделываемые земли и значительную часть малайских рисовых полей в каучуковые плантации и переключили все свои фабрики на обработку каучука.

В 1910 году в Британской Малайе под гевеей было занято более шестисот тысяч акров.

В это время — еще до того, как в Малайе началась массовая добыча, — на мировом рынке появился новый вид сырья — каучук из Конго.

Понтанегра — это деревня в устье реки Конго. Маленькая, утопающая в зелени деревушка долгое время была центром местной торговли. В конце периода дождей сюда тянулись караваны чернорогого вьючного скота с грузом циновок, глиняных сосудов и плодов дынного и мангового дерева; нередко меж глинобитных хижин в толпе темнокожих бедно одетых людей появлялся и белый пробковый шлем европейца.

В 1867 году какой-то африканец впервые пустил здесь в продажу каучук, полученный из млечного сока некоторых видов лиан в лесах по берегам Конго. Один английский торговец купил у него эти мягкие желтые шары величиной с человеческую голову и переправил их в Бому, но из-за низкого качества каучука, содержавшего много смолы и воды, ему стоило больших трудов сбыть их в Европе — хотя бы с убытком для себя.

Поэтому в последующие годы торговля каучуком в бассейне Конго между туземцами и белыми развивалась весьма медленно. Но все же постепенно и на европейском рынке познакомились с желтыми мягкими шарами, и те предприятия резиновой промышленности, которые производили игрушки и другие дешевые предметы из индийского каучука, добываемого из сока смоковниц, стали регулярно закупать эти шары.

В то время никто и не подозревал, что этот дешевый желтый каучук из лиан, отличающийся высоким содержанием воды, явится причиной необычайных событий; когда экспорт каучука из Бразилии уже перестанет покрывать потребность на мировом рынке, эти события держали в напряжении всех европейских дипломатов.

Однажды апрельским вечером 1898 года Леопольд II пригласил крупного брюссельского банкира Александра де Тьеж на интимную беседу во дворец недалеко от улицы Руаяль.

В своих личных апартаментах, где он за последние недели принимал послов Германии и Франции, министра по делам Конго, архиепископа Турнейского, двух депутатов английской палаты общин и одного американского сенатора, король Бельгии приступает к делу без всяких церемоний.

— Месье! Минувшие годы показали, что наши интересы взаимно дополняют друг друга. Торговля в Конго приносит вам доходы, размеры которых не позволяют жалеть о риске, которому вы неоднократно подвергались, развертывая это дело. Необходимо и в дальнейшем расширять торговлю. Необходимо устранить последние препятствия…