Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью

Боярин вопросительно вскинул брови: я-то, мол, при чем?

— Указ будет, тыщ двадцать посошных людей с разных мест туда сберут. Иноземный инженер над ними будет. А ты в ответе и за то дело.

Шеин сомнительно покачал головой:

— К Азову на Воронеж, государь, много тыщ пойдут, а ежели и к Дону, вымогут ли посады и уезды сие тягло?

— Поместный приказ то все просчитал. Еще лишку смердов немало…

Шеина за Азовский поход царь жаловал больше других, золотом и соболями, и вотчиной. Полковнику Петру Апраксину досталась золотая медаль, шитый кафтан. Второй год присматривался к нему Петр, в бою смел и сообразителен, двумя гвардейскими полками распоряжался.

После Крещения царь имел с ним разговор:

— Поедешь воеводой в Новгород Великий. На север у тебя Ингерманладия, шведская вотчина. Храни там оборону. Крепость и полки содержи для незапного бою. Мало ли что…

Через неделю Апраксин давал прощальный обед. Царь приехал к нему не один, с князь-кесарем Ромодановским, Лефортом, Гордоном, Шеиным. Пробыл недолго, видимо куда-то торопился. «И то слава Богу, заехал, — радовался старший Апраксин, — видать, опять к Монсихе тянется».

В конце стола сидел брат Андрей меж двух полковников. Царь поманил его:

— Спаси Бог твоей сестрице да Францу, спину твою пожалели. Как же ты осмелился враньем прикрыть вину свою?

Андрей налился краской, пробормотал:

— Каюсь, государь, убоялся гнева твоего.

— Умел грешить, умей и ответ держать, — нахмурился царь. Потом вдруг улыбнулся: — Как ты Желябужского избил, ни за што ни про што?

— Спьяну случилось, государь, по дурости, не попомню.

Петр взял большой кубок, наполнил до краев водкой:

— Ну, вот тебе еще штраф за твою вину. Пей!

Андрей, не смущаясь, взял кубок двумя руками и не отрываясь выпил. Петр захохотал:

— Ну, я вижу, ты пивец славный. — Царь вдруг согнал улыбку с лица, глянул на Апраксина-старшего: — Братец у тебя, я знаю, лихой, пиши-ка ты его завтра к отъезду в Голландию, неча ему здесь баклуши бить.

Когда за столом поутихли, Лефорт, поздравляя Петра Апраксина, проговорил:

— Ты теперь с братцем на северном кордоне плечом к плечу стоять будешь. Он мне иногда весточку шлет.

Царь загадочно произнес:

— Вскоре ты, Франц, с ним наяву поякшаешься.

Прощаясь, царь дал еще задание новому воеводе:

— Осмотришься, попытай купцов нашенских и швецких. Надобно нам пушек сотни две, не менее, на корабли воронежские. Проведай, почем стоят, чугунные или медные…

Царь не зря намекал Лефорту о скорой встрече с Федором Апраксиным. Не думал и старший Апраксин увидеться с Федором…

Густая февральская метель перемела все дороги, занесла тропки. Вроде бы и конец зимы на носу, но северный день не спешил отнимать свои права у долгой ночи. Да и солнышко робко заявляло о себе, лишь в полдень обозначаясь тусклым пятном в туманном мареве. Потому и природа, укрытая снегом и скованная морозом, продолжала сладкую дрему, дожидаясь своего срока.

В зимнюю пору повседневная жизнь воеводы проходила, как правило, в трех местах: церкви, приказной избе, воеводских палатах. Иногда, раз-два в неделю, этот порядок разнообразился гостеванием. То приглашали именитые купцы, и среди них Дмитрий Лебедев, брат архиерея, то звали иноземцы, постоянно жившие в Архангельском, то зазывал стрелецкий полковник. Когда наезжал из своей Холмогорской епархии Афанасий, то обычно они всегда сходились с воеводой и проводили время в архиерейских палатах.

Последний раз в субботу, на масленицу, они, как и положено, отстояв литургию, довольно приятно провели время у архиерея…

Прошла всего неделя, и поздним вечером у воеводских палат остановился крытый возок. Настойчиво заколотили в двери.

«Кого это нелегкая принесла на ночь глядя?» — недоумевал уже задремавший было воевода. Внизу топали валенками, стряхивая снег, а в двери показалась одутловатая физиономия Козьмы:

— Из Москвы к вам, Федор Матвеевич…

«Пошто еще?» — натягивая сапоги, перебирал в памяти Апраксин события последних недель.

Нежданным гостем оказался боярин князь Михаил Лыков, приехавший по указу царя сменить Апраксина.

Князя Апраксин знал близко, со времен противостояния с царевной Софьей, бывал тот и на Плещеевом озере, сопровождал царя в Архангельский.

— Велено тебе, Федор, без мешкоты отъехать в столицу, зван ты по срочному делу, — зябко вздрагивал боярин, прислонившись к печке и глядя на суетившегося Козьму.

— Пошто спешка-то? — не то радуясь новости, не то тревожась, спросил Апраксин.

Лыков ждал, пока Козьма, гремя посудой, расставит на столе закуску. Когда он вышел, князь проговорил:

— Велико посольство днями в Европу отправляется, так я ведаю, тебе при нем быть.

На следующий день к вечеру Апраксин заехал проститься к Афанасию. Ночевать отказался.

— Государь велел без мешкоты ехать, быть к нему марта первого. Водицы бы испить…

— Садись, воевода, мы с тобой посошок выпьем, как в Библии сказано: «Вперед пей не одну воду, но употребляй немного вина ради желудка твоего и частых твоих недугов». А лошадок я тебе добрых дам, они тебя до Вологды в два дни домчат.

Последняя запись о бывшем воеводе легла строками в двинской летописи: «В то же лето, февраля в 20 день на стольника ближнего Федора Матвеевича Апраксина место приехал на Двину воеводою боярин князь Михайло Иванович Лыков и с ним дьяк Ермий Леонтьевич сын Полянской дьяка на Андреево место Озерово. В то же лето февраля 22 стольник и воевода князь Федор Матвеевич Апраксин поехал с Холмогоры».

Сани с Апраксиным въехали в Москву около полуночи, он отказался переночевать в Мытищах. На ямской подставе отыскал добротные розвальни, перегрузил багаж из возка, и сани понеслись, похрустывая ледком.

Накануне днем он впервые за долгие месяцы увидел солнце. В полдень под полозьями кое-где шуршал подтаявший снежок, кожаный возок нагрелся. Откинув полог, Апраксин жмурился, подставляя лицо ослепительным лучам. Первой кинулась на шею мать, робко обняла жена…

Родное подворье всполошилось. Три с лишним года не видела барина дворня. Все поднялись на ноги, захлопали среди ночи двери, задымилась кухня.

Андрей сразу успокоил брата:

— Государь еще не отъехал. Нынче заговор супротив него открылся Ваньки Цыклера с товарищи. Розыск сам государь ведет в Преображенском.

— Мне-то как быть?

— Повидай завтра Меншикова, он подскажет.

— Ты-то больше меня ведаешь, проводишь.

Андрей растянул физиономию в улыбке:

— Нет, Федька, в отъезд мне нынче же быть.

— Куда еще?

— Отгадай.

— Не дури, сказывай. А Петруха где?

Андрей смеялся, крутил головой.