Владимир Москалев - Гугеноты

— Я стал невосприимчив к ядам, ты же знаешь, — пожал плечами Лесдигьер. — И потом, зачем ей отравлять меня, разве мы с ней расстались врагами?

И никто из них не подозревал, что той смертельной дозы яда, которую вылила Бланка в бокал Лесдигьера, сама не подозревая об истинном предназначении мнимого «эликсира любви», с избытком хватило бы на двух человек.

Недоумевая по этому поводу, друзья вместе со всеми вернулись в замок, и тут к ним подошел некий итальянец, придворный из свиты Екатерина Медичи, и с заметным акцентом проговорил:

— Dominatio vestra [81] «Ваша милость» (лат.). мсье Лесдигьер, Ее Величество вдовствующая королева хочет поговорить с вами. Она велела вам передать, что будет ожидать вас в королевских апартаментах.

Друзья переглянулись. Шомберг только пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд друга.

Лесдигьер прошел на королевскую половину и доложил о себе.

Екатерина была одна. Увидев вошедшего, она изобразила приветливую улыбку на лице:

— Идите, идите сюда, господин гвардеец, и позвольте мне полюбоваться вами.

Лесдигьер подошел и склонился в поклоне.

— Вы у нас нынче герой дня, мой доблестный кавалер, если забыть о новобрачных; во дворце только и говорят, что о вашей дуэли, послы — и те превозносят вас до небес.

— Не столь велика птица, чтобы служить пищей для разговоров, — скромно ответил Лесдигьер.

— Ошибаетесь, шевалье. Вы сразили Линьяка, а ему не было равных в поединках. И если о нем говорили со страхом, то как же теперь будут говорить о вас?

— Ваше Величество, поступок мой, право, не заслуживает столь пристального внимания, которое все ему уделяют. Я только наказал этих господ, одного за спесивость и нахальство, а другого за высокомерие и дерзость.

— Ну-ну, не надо скромничать, господин лейтенант. Ваш благородный и смелый поступок заслуживает не только похвалы, но и награды. Вы защитили честь моей дочери, герцогини Монморанси, и я, как ее приемная мать, обязана отплатить вам за вашу услугу.

С этими словами она достала из ящичка стола великолепный перстень, заигравший в ее руках тысячью различных цветовых оттенков, и протянула его Лесдигьер.

— Возьмите это от меня на память. Пусть этот скромный подарок всегда напоминает вам о вашей королеве и о том поединке, который произошел у вас сегодня. Detur digniori [82] «Да будет дано достойнейшему» (лат.). .

Лесдигьер, нисколько не смущаясь, взял перстень, поблагодарил и положил его в карман камзола.

— Нет, нет, — снова заулыбалась Екатерина, — так вы забудете о нем или, чего доброго, потеряете. Наденьте его на палец, я хочу, чтобы все видели, что король по достоинству оценил ваш доблестный поступок.

Лесдигьер надел перстень на один палец, на другой и тут же снял его.

— Ну? В чем же дело?

— Ваше Величество, он мне велик. Если я надену его на любой из пальцев, я рискую тут же его потерять.

Королева с досады закусила губу:

— Ах, я в отчаянии, что не сумела угодить вам. Кто же знал, что у вас такие тонкие пальцы. Ну а на средний палец, самый толстый, он тоже не налезет?

— Нет, Ваше Величество, я уже пробовал. Екатерина выжала из себя улыбку:

— Мне, право, очень жаль.

— Мне тоже, Ваше Величество, но если у вас есть другой перстень, вы можете поменять его на это.

Королева вздохнула и развела руками:

— Нет, шевалье, к несчастью, другого у меня нет.

— Что ж, в таком случае я обменяю его у лучшего ювелира Парижа на точно такой же, но меньшего размера.

И он снова положил перстень в карман.

— Вам не стоит беспокоиться по этому поводу, — встрепенулась королева-мать, — когда мы вернемся в Лувр, придите ко мне, и я выберу из своей коллекции именно то, что вам нужно.

— Что ж, я так и сделаю.

Екатерина кивнула.

Несколько секунд продлилось молчание. Казалось, Екатерина о чем-то мучительно размышляла.

— У вас есть ко мне еще что-нибудь, Ваше Величество? — спросил Лесдигьер.

— Нет, нет, — быстро ответила она, словно боясь, что сейчас выскажет то, о чем только что думала, — идите к своим друзьям, они, наверное, уже заждались вас. Если понадобится, я вас позову.

— Всегда к услугам Вашего Величества, — ответил Лесдигьер, откланялся и вышел.

И только тут она достала платок и приложила к губе, из которой сочилась кровь и которую она, прикусив до боли, прижимала языком.

Найдя Шомберга, Лесдигьер тут же показал ему перстень. Оба долго молчали, рассматривая его со всех сторон и удивляясь такому неожиданному подарку Екатерины Медичи.

Кто-то неслышно подошел к ним сбоку и остановился. Лесдигьер инстинктивно почувствовал это и, повернув голову, узнал парфюмера королевы-матери.

— Ба, господин Рене, как давно я вас не видел! — воскликнул он, пожимая руку миланцу.

— И я рад вас видеть, господин лейтенант, особенно сегодня, — ответил Рене. — Повсюду говорят о вашей дуэли с Линьяком и восхваляют ваше мастерство, — и он загадочно улыбнулся.

— Ах, мэтр, — горячо воскликнул Лесдигьер, — о чем вы говорите? Ведь вы знаете не хуже меня, чему или, вернее, кому я обязан сегодняшней победой над Линьяком.

Рене несколько раз кивнул головой, и вдруг улыбка разом слетела с его губ:

— Что вы делаете здесь, в королевской приемной? Бал уже давно начался, и вас везде ищут.

— Меня вызвала к себе королева. Рене нахмурился:

— Зачем?

— Она поблагодарила меня за то, что я отправил на тот свет человека, посмевшего так дурно отозваться о ее дочери, и подарила мне перстень.

Рене смертельно побледнел:

— Она подарила вам перстень? И вы надели его на палец?

— Нет, — спокойно ответил Лесдигьер. — К несчастью, он оказался велик.

Рене облегченно вздохнул:

— Слава Богу. Она заставляла вас надеть его?

— Таково было ее желание.

— Где этот перстень, покажите мне его!

— Вот он, — и Лесдигьер достал из кармана королевский подарок.

— Дайте его сюда.

Франсуа протянул перстень парфюмеру. Тот покосился на Шомберга и спросил:

— Ведь вы Шомберг? Друг мсье Лесдигьера?

— Вы не ошиблись, мэтр.

— В таком случае, я могу говорить свободно.

И он углубился в созерцание перстня. Вооружившись маленькой лупой, он с полминуты вертел его в руках, разглядывая со всех сторон, потом тихо проговорил, вернее, прошептал:

— Так и есть.

Друзья по-прежнему молчали, ожидая объяснений миланца. Вместо этого Рене произнес:

— Человеку, убившему любовника, не дарят перстней, молодой человек. Ваше счастье, что у вас оказались тонкие пальцы, вам не помогло бы уже ничто: против аква тофана бессильно все. А теперь подождите меня здесь, я пойду к королеве. Уверен, что через несколько минут она вас вызовет и даст другой перстень взамен этого. И тот, другой, вы уже смело можете надеть на палец, ничего не боясь. Кстати, ведь королева-мать до сих пор не знает, что это именно вы спасли мне жизнь тогда, зимой, на улице Д'Эсперон. — И тут же исчез за дверью, ведущей в покои королевы-матери.