Алла Панова - Миг власти московского князя

Во всех тех, кто отправился в это небольшое путеше­ствие, Михаил Ярославич был уверен, как в себе самом, и мог рассчитывать на то, что все услышанное для посто­ронних останется тайной. Только вот в самом себе он до конца не был уверен. Посеянные братом Александром семена сомнений в правоте обвинений, высказанных Михаилом при прощании, мешали безоглядно вступить в борьбу с ненавистным Святославом. Михаилу хотелось удостовериться в том, что он не ошибается, и дядя в са­мом деле причастен к смерти отца, а значит, и бунт про­тив великого князя более чем оправдан, ведь Михаил со­бирался мстить за безвинную гибель отца. В противном случае все будут говорить, что сыновец прогнал дядю с великого стола из обычной подлой зависти.

Отведав душистой ухи, пирогов, привезенных из дому, и вконец разомлев от еды и жары, все потяну­лись в тень. Князь, вместо того чтобы найти покой в своем шелковом шатре, устроился на толстом стволе кривой березы, которая, кажется, из последних сил цеплялась корнями за земную твердь и полоскала свою крону в набегавших на берег волнах. Иван примостил­ся тут же. Воевода приготовился слушать гостя, и один из дружинников подвинул облюбованную им корягу поближе в березе, возле которой, по приказу князя, со­брались все, кто отправился в этот поход.

— Удалось ли моим братьям что‑либо про батюш­ку узнать? — спросил Михаил Ярославич, когда все нашли себе место.

— Кое‑что разузнал. Слухов много. Один другого диковиннее, — глядя в глаза князю, проговорил Иван, немного удивленный тем, что тот решил вести беседу не один на один или, в крайнем случае, в присутствии самых близких бояр, а позвал и дружинников. Однако, немного поразмыслив, он решил, что наверняка у Ми­хаила Ярославича своя хорошо обдуманная цель, по­этому после небольшой паузы продолжил: — Передам тебе все, как брат твой велел. Так вот, слух есть, что не своей смертью батюшка ваш помер…

— Этот слух сразу прошел, — нетерпеливо перебил князь.

— Так вот, говорят, что великому князю мать хана Гаюка во время пира самолично зелье в питие подсы­пала, оттого Ярослав Всеволодович занемог и вскоре отдал Богу душу.

— И про зелье слух шел, — кивнул князь и спро­сил: — Ты скажи, зачем ей надо было это делать? Чем ей батюшка мой не угодил?

— Тут и вовсе потемки начинаются. Александру Ярославичу рассказали добрые люди, которых он не­малыми дарами одарил, что, мол, какой‑то боярин — и вроде он даже из наших, из владимирских, будет — донос на Ярослава Всеволодовича сделал. Утвержда­лось в том доносе, что якобы князь ярлык на великое княжение получил, а сам за спиной хана с папой рим­ским договариваться начал, как совместно против Ор­ды выступить. И вроде как латинянин через людей сво­их ему поддержку обещал.

— Отец, да чтоб с латинянами в сговор вступил?! Да быть того не может! — возмутился Михаил Яросла­вич и даже ударил кулаком по стволу.

— Вот–вот, и брат твой то же сказал и так же, как ты, кулаком стукнул, — усмехнувшись, заметил рас­сказчик, — стукнул, а потом сказал, что о том близко­му кругу хорошо ведомо, а хан мог того и не знать.

И наверняка не знал. Чем и воспользовался подлый че­ловек.

— А кто он? Ты этого не сказал, — спросил воево­да, чувствуя, с каким напряженным вниманием слу­шают рассказ все собравшиеся.

— Называли князю имя боярина Федора Яруновича. Но поклясться, что он донос сделал, никто не мо­жет, — прозвучал ответ в тишине, нарушаемой лишь тихим плеском воды.

— А кабы и этот боярин али другой какой — все од­но: он не своим голосом пел. Посуди сам, — обратился Михаил Ярославич к воеводе, краем глаза видя напря­женные лица дружинников, — разве ж мог знать ка­кой‑то бояришка о том, с кем великий князь беседы ве­дет, с кем и о чем договаривается. А то, что какого‑то Яруновича среди ближних батюшкиных бояр не было, поклясться хоть сейчас могу. Александр‑то вдали кня­жил, а я ведь, почитай, всех их знал. Да и ты, Егор Ти­мофеич, тоже.

— Ты прав. Я о таком что‑то не слыхал, — подтвер­дил воевода.

— Александр Ярославич тоже так сказал, что, мол, если был такой человек рядом с батюшкой, то брат, то есть ты, наверняка о нем знать должен.

— А я о таком и не слыхивал! — возбужденно вос­кликнул князь. — Не у моего отца боярин службу слу­жил. У другого князя! А у кого? — Он многозначитель­но посмотрел на воеводу, а потом окинул взглядом всех остальных. — Кому отец рассказывал, как его папские посланники обхаживают, как на свою сторону скло­нить пытаются. Посулами разными заманивают. А?

— Святослав! — в один голос сказали, переглянув­шись, Иван и воевода.

— Вот–вот! — удовлетворенный ответом, кивнул князь.

— По правде сказать, имя это и брат твой называл. Причем на тебя, Михаил Ярославич, ссылался. Мол, ты стрыя недолюбливаешь и потому его во всех грехах подозреваешь, — нехотя добавил Иван и, видя, как набычился князь, постарался побыстрее успокоить его: — Сказал, что хоть и верится ему в такую подлости с трудом, но вполне может статься, что ты прав ока­жешься. — Пытаясь опередить князя, который хотел что‑то сказать, гость торопливо закончил: — И все-таки просил Александр тебя не торопиться и расправу над сим боярином не учинять, а их с Андреем дождаться. Они, дескать, все силы приложат к тому, чтобы все вернее разузнать.

— Хочет руки мне связать! — недовольно ответил на это князь, словно забыв, что его словам внимают больше десятка слушателей. — Что ж, придется до поры до времени покориться брату старшему. Но клясться все ж не стану. Как знать, ежели хорошенько поис­кать, и во Владимире тайны могут открыться. А? Мо­гут ведь?

— Могут, — кивнул воевода.

Многие слушатели тоже кивнули.

— Ведь ложь, что к погибели отца привела, здесь, на нашей земле, зарождалась. Хану до такого не доду­маться, — а по сему свой розыск учиню. Это ведь брат не возбранял делать. А? Так ведь, Иван! — проговорил князь, торжествующе посмотрев на собеседников.

— Может, и на нашей земле замыслили великого князя оговорить, а может, и нет, — упрямо ответил на это Иван, — я ж сказывал, что много слухов в Сарае бродит.

— А что ж еще? — удивленно поднял бровь Михаил.

— А вот был и такой слух, что, мол, великий князь, будучи в Каркоруме, в главном городе великого хана, наслушавшись проповедей папского легата, об­ратился в латинянскую веру.

Михаил Ярославич и воевода одновременно пере­крестились и, выпучив глаза, не веря услышанному, уставились на говорившего. Дружинники сидели, в изумлении открыв рты.

— Да–да. И такой слух был. Князь Александр ска­зал, что, может, тот, кто такое придумал, хотел тем самым правду скрыть. Дескать, нету вымысла черного в том доносе, из‑за которого на великого князя хан осерчал, и то, что Ярослав Всеволодович католиком пе­ред смертью сделался, донос сей только подтверждает.