Морис Дрюон - Истоки и берега

Прежде всего, не надо в первый же день отправляться на экскурсию по Флоренции. Не надо разглядывать ее здания. Привыкните сначала просто смотреть на них, привыкните к краскам ее улиц, к их движению, к их звучанию, к их аромату.

Если будет такая возможность, постарайтесь приехать туда к ночи, именно для того, чтобы не поддаться искушению и не начать сразу все осматривать. Магазины закрываются поздно. Идите в город, придумайте себе насущные нужды. Этот город рожден торговлей — так и идите за покупками. Вам, конечно же, захочется почитать французскую газету, вы наверняка забыли что-нибудь из туалетных или письменных принадлежностей. Сходите купите все это, не поднимая глаз выше мостовой, выше витрин. Спросите лучший канцелярский магазин, где продается веленевая бумага и бумага верже всевозможных цветов и форматов. Так, сами того не зная, вы побываете на площади Синьории. Лучший парфюмерный магазин находится неподалеку от виа Кальцуайоли, то есть от улицы Сапожников; лучшие книжные магазины — там же. А тюбик аспирина, без которого вы ну никак не сможете обойтись, покупайте только в той старой аптеке на виа Торнабуони, что напротив лавки перчаточника, у которого вы сможете приобрести пару перчаток взамен тех, что потеряли в поезде. Пройдите через жуткую площадь Республики с ее непропорциональными галереями девятнадцатого века, построенную на месте древнеримского форума. Она скоро станет вам родной и необходимой. Наткнитесь на гигантские каменные глыбы палаццо Строцци; скоро вы увидите дворцы и побольше этого. Поинтересуйтесь названиями этих мест, адресами магазинов. Скоро вы их забудете. Десять раз спросите дорогу обратно и десять раз заблудитесь в лабиринте улочек. Это и есть Флоренция. Сначала в ней надо заблудиться.

На второй день утром, как можно раньше, попросите отвезти вас на пьяццале Микеланджело, на вершину холма, что возвышается над южным берегом Арно. Вот там вы и начнете смотреть. Вы увидите Флоренцию у ваших ног — город тысячи жемчужин, собранных в одной раковине. С высоты пьяццале вы отыщете Дуомо с его колокольней, башню Синьории и десять, пятнадцать, сто других колоколен, башен, звонниц, шпилей. Вы увидите этот город, который лежит словно в створке раковины и на который каждое время суток отбрасывает свой странный и совершенно особый свет; скоро вы поймете, какими странными тенями окутывают его вечерние туманы.

Когда вы насытитесь пейзажем настолько, что он станет для вас незабываемым, спускайтесь с пьяццале Микеланджело вниз, но лишь затем, чтобы переправиться на другой берег Арно, пересечь всю Флоренцию, подняться на другом ее конце на холм Фьезоле и снова созерцать это же самое чудо, но с другой стороны, против света, против солнца, наблюдать другое мерцание, с большего расстояния, сквозь волнующуюся зелень. И оттуда вы снова увидите колокольню, башню Синьории, Санта-Кроче, и так вы начнете улавливать упорядоченность в этом флорентийском беспорядке, стройность, идущую не от геометрии, а от жизни.

Существуют два типа городов: города-лабиринты и города-ортогоны, города, где улицы змеятся, переплетаются, сворачиваются клубками, и города, где прямолинейные улицы пересекаются под прямым углом. Впрочем, следует отметить, что все города, где когда-то зародились и развивались крупные цивилизации — Афины, Рим, Париж, Лондон, а еще Москва, Амстердам, — относятся к городам-лабиринтам. Зато города-ортогоны славятся успешной экономической деятельностью, товарообменом, обработкой продуктов цивилизации, только вот не актами творчества, этой цивилизации присущими. Таков Пирей, таков Нью-Йорк. Это объясняется тем, что любой город есть отображение человека (или должен был бы быть им). А человек выстроен вовсе не по ортогональному плану: его внутренности расположены не под прямым углом; его настроения, пища, мысли не следуют прямым линиям чертежа. И, создавая город по прямолинейному плану, человек наделяет его той строгостью и той иллюзорной достоверностью, которые хотел бы видеть в своих собственных деяниях. А вот городу-лабиринту он сообщает свою истину.

Флоренция не является исключением из этого правила. И нет ничего удивительного в том, что она принадлежит к числу городов, где больше всего думали. Она была предназначена для этого самим своим строением. Она и похожа-то на головной мозг, расположивший по берегам Арно свои полушария, исчерченные извилинами улиц. Этот план, если присмотреться, есть не что иное, как план священного лабиринта критян, греков времен архаики, этрусков.

Задержитесь на какое-то время в Фьезоле. Есть, есть свое очарование в его маленькой площади, где усатый Виктор-Эммануил и бородатый Гарибальди, верхом на лошадях, стоящих «валетом», обмениваются бронзовым рукопожатием. Все в этом памятнике вызывает улыбку: и одежда персонажей, и поза, и их безмолвный пафос. Но нам трудно судить о произведениях, возраст которых едва перевалил за сотню лет.

Вы можете пообедать в какой-нибудь траттории, а потом побродите среди руин древнеримского театра, в которых нет ничего особо впечатляющего, но они свидетельствуют о древности этого места: здесь ваши шаги отдаются эхом столетий.

Из Фьезоле спуститесь пешком, но не по главной дороге, а по узким тропинкам, между изгибами глухих стен невидимых усадеб. Сделайте это, не только чтобы прочувствовать очарование этих отлогих улочек, но и чтобы пройти путями, которыми флорентинцы Средневековья или Возрождения, верхом или пешим ходом, возвращались в свои загородные имения, укрытые от посторонних глаз так же надежно, как и городские дома.

На одной из этих вилл, тяжеловесные строения и гигантские деревья которой виднеются над отягощенной плющом изгородью, жил и писал свои новеллы Боккаччо. Пусть его произведения полны эротики: не будем забывать, что написаны они были для развлечения гостей графа Пальмиери, укрывшихся там во время Великой чумы. Эти новеллы — как бы вызов, который любовь бросает смерти.

Попросите показать вам — а сделать это будет непросто — на одной из этих улочек, где когда-то ходили величайшие умы мира, виллу, которую Козимо Медичи подарил Марсилио Фичино. Постойте подольше перед ее длинным фасадом, частично скрытым зеленью. Вы увидите много других жилищ того же века — и больше этого, и богаче украшенных, — но ни одно из них не будет столь волнующим, столь важным свидетельством своего времени. Все, что делает нас сегодня тем, что мы есть, началось здесь, в этом доме, началось с Марсилио Фичино и Джованни Пико делла Мирандолы, началось внутри этой небольшой группы людей, попытавшихся примирить христианство с Платоном, Гермеса Трисмегиста с Евангелиями, людей, которые, наведя мост через время, дали возможность Европе выйти из Средневековья вновь обретенными путями Античности.