Феликс Дан - Борьба за Рим

— Да, дитя мое, это была ее последняя просьба, и я обещал ей это. И видят боги, я готов исполнить обещание, если выбор падет на римлянина, но отдать тебя варвару… нет, этого я не могу!

— Но, Валерий, быть может я не в такой степени варвар, как ты думаешь — заметил Тотила.

— Да, отец, он не варвар. Присмотрись к нему, узнай его ближе, и ты сам увидишь, что он — не варвар. Поверь, отец, что твоя дочь не могла бы полюбить варвара. Присмотрись к нему, — вот все, чего мы оба просим у тебя.

Старик вздохнул и после некоторого молчания сказал:

— Пойдем к могиле твоей матери, вон она под кипарисом. Там я помолюсь, и дух этой благороднейшей женщины внушит мне, что делать. И если твой выбор благороден, — я исполню свое обещание.

Прошло несколько месяцев. Цетег сидел в своем доме за обедом со старым школьным товарищем своим Петром, посланником Византии. Оба весело болтали, вспоминая прошлое. После обеда они ушли в кабинет и заговорили о делах.

— Нет, Петр, — насмешливо заметил Цетег, выслушав длинную, красноречивую речь, с целью убедить его, что Юстиниан желает поддержать государство готов. — Нет, не лукавь. Ведь я слишком хорошо знаю тебя, и ты никогда не обманешь меня.

Петр в замешательстве молчал. В эту минуту слуга доложил, что какая-то дама желает видеть префекта. Тот быстро встал и вышел в приемную.

— Княгиня Готелинда! — с удивлением вскричал он, увидя гостью, женщину со страшно обезображенным лицом: левый глаз ее вытек, и через всю левую щеку шел глубокий шрам. — Что привело тебя сюда?

— Месть! — ответила та резким голосом, и такой смертельной ненавистью сверкал ее единственный глаз, что Цетег невольно отступил.

— Месть — кому же? — спросил он.

— Дочери Теодориха! Но я не хочу задерживать тебя: я видела, как в твои ворота прошел мой старый друг, Петр.

«Ну, — подумал Цетег, этого ты не могла видеть, потому что я провел его через садовую калитку. Значит, вы сговорились сойтись у меня. Но чего же вам нужно от меня?»

— Я не задержу тебя долго. Ответь мне только на один вопрос: я хочу и могу погубить Амаласвинту. Согласен ли ты помогать мне?

«А, друг Петр, — подумал Цетег, — вот с каким поручением ты явился из Византии! Посмотрим, как далеко вы зашли!..» И он ответил:

— Готелинда, что ты желаешь погубить ее, этому я верю, но чтобы ты могла сделать это — сомневаюсь.

— Слушай и суди сам: я знаю, что она убийца трех герцогов. Герцога Тулуна убили подле моей виллы. Перед смертью он ударил мечом убийцу. И мои люди нашли их обоих еще живыми и перенесли их ко мне. Тулун — мой двоюродный брат, ведь я также из рода Балтов. Он умер на моих руках. Убийца его перед смертью сознался, что он — исаврийский солдат, что ты послал его к регентше, а регентша — к герцогу.

— Кто же еще слышал это признание? — спросил Цетег.

— Никто, кроме меня. Никто и не узнает, если ты согласишься помогать мне. Если же…

— Без угроз, Готелинда. Ты сама имела неосторожность сказать, что никто, кроме тебя, не слыхал этого признания. А если ты станешь обвинять Амаласвинту, тебе никто не поверит, потому что все знают, что ты — смертельный враг регентши. Поэтому угрозами ты ничего не поделаешь. Но позволь позвать сюда Петра. Мы вместе посоветуемся.

И он вышел и привел Петра.

— Теперь вместе обдумаем дело, — начал снова префект. — Положим, что вы погубите Амаласвинту. Кого посадите вы тогда на престол? Ведь для византийского императора дорога к этому трону еще не свободна.

Некоторое время Петр и Готелинда молчали, смущенные его прозорливостью. Наконец Готелинда ответила:

— Теодагада, моего мужа, последнего Амалунга.

— Теодагада, последнего Амалунга, — медленно повторил Цетег. И быстро соображал про себя: «Народ не любит Теодагада. Он получит корону только при содействии Византии и, следовательно, будет в ее руках, и византийцы явятся сюда раньше, чем у меня будет все готово к их встрече. Нет, это мне не выгодно, — надо как можно дольше не допускать их сюда».

— Нет, — громко ответил он. — Мне нет расчета действовать против Амаласвинты. Я на ее стороне.

— Быть может, это письмо изменит твое решение, — сказал Петр, подавая ему письмо Амаласвинты к Юстиниану.

Цетег прочел его.

«Несчастная! — подумал он. — Она сама себя погубила: она призывает византийцев, делает именно то, чего я опасался со стороны Теодагада. И теперь они явятся немедленно, хочет ли она этого или нет. И пока она будет королевой, Юстиниан будет играть роль ее защитника. Нет, Амаласвинте — конец!»

— Неблагодарная! — громко заявил он. — За всю мою преданность она готова погубить меня. Хорошо, господа, я ваш и думаю, что мне удастся убедить Амаласвинту самой отказаться от короны в пользу Теодагада. Благородство в ней сильнее даже властолюбия. Да, я уверен в успехе: приветствую тебя, королева готов! — и он поклонился Готелинде.

С нетерпением ожидала Амаласвинта ответа Юстиниана на свое письмо, потому что положение ее после убийства трех герцогов было очень тяжелое. Народ обвинял ее в убийстве и требовал избрание на ее место нового короля. Приверженцы Балтов требовали кровавой мести. Необходимо было обезопасить себя, пока придет помощь от Византии. И Амаласвинта действовала решительно: чтобы примириться с народом она призвала ко двору и осыпала почестями многих старых приверженцев Теодориха, героев и любимцев народа, во главе которых был седобородый Гриппа. Им она поручила ключи от Равенны и заставила их поклясться, что они будут верно защищать эту крепость. И народ, видя своих любимцев в такой чести, успокоился.

Оставалось еще обезопасить себя от мести сторонников Балтов. С этой целью она решила привлечь к себе третий по знатности и могуществу род готов — Вользунгов, во главе которых стояли два брата: герцог Гунтарис и граф Арагад. Если бы Вользунги со своими сторонниками были на ее стороне, ей нечего было бы бояться. Оказалось, что привлечь их к себе было очень легко: младший из братьев — Арагад был влюблен в Матасвинту, дочь регентши. Конечно, она решила выдать дочь за графа. Но Матасвинта наотрез отказалась. В сильном волнении ходила Амаласвинта по комнате. Перед нею спокойно стояла ее дочь, красавица Матасвинта.

— Одумайся, — горячо говорила мать. — Что можешь ты иметь против графа Арагада? Он молод, прекрасен, любит тебя. Его род теперь, когда Балты уничтожены, считается вторым после Амалов. Ты и не подозреваешь, как необходима их поддержка моему трону, который без них может пасть. Почему же ты отказываешься?

— Потому что я не люблю его — спокойно ответила дочь.

— Глупости! Ты — дочь короля, ты обязана жертвовать собою государству, интересам своего дома.

— Нет, — ответила Матасвинта. — Я женщина и не пожертвую своим сердцем ничему в мире.