Алексей Павлов - Казак Дикун

— Ясна, — послышались нестройные, с тоскливыми нотками казачьи голоса.

А затем кто‑то более решительный и смелый ребром поставил острый вопрос:

— А как же с мирными азербайджанцами и армянами, кто приветил и полюбил нас? Опять они и их земли перейдут под власть ненасытных захватчиков — персиан?

Вопрос загнал боевого офицера в тупик. И, чтобы не забрести в дебри при объяснении ситуации, он ограничился обтекаемой банальностью:

— На все Божья воля.

В пересортированных и перетасованных сотнях недоставало многих и многих походников. Уменьшенная их численность позволяла черноморцам знать друг друга не только в лицо, но и по фамилиям и именам.

В апрельском строевом списке личного состава своей усеченной сотни перед отбытием в Баку Федор Дикун значился одиннадцатым. Впереди него шли Никифор Чечик,

Иван Кулик и другие, десятым выкликался Андрей Штепа, а после Дикуна, одиннадцатого, назывались Матвей Щербаков, Лукьян Панасенко, Петр Артеменко, Семен Бескровный, Павел Ткачев, Степан Кравец, Семен Дубовской, Захар Костерин, Омелько Скляр, Федор Гаркуша и ряд иных казаков Екатеринодарского округа. Большинство из них вдоволь отведало лиха в Сальянском гарнизоне. Павел Ткачев, например, тяжко и долго хворал, еле вырвался из цепких лап смерти. А Федор Цимбал, Прокоп Терновский и некоторые другие казаки отдали здесь Богу душу ни за понюх табака.

Во время обратного морского рейса сблизился Федор Дикун с молодым односумом из Незамаевского куреня Осипом Шмалько. Высокий и статный хлопец настолько пообносился, что вынужден был, в меру своего умения, наложить грубые заплаты на свитку, а сапоги стянуть проволокой.

Расположившись на палубе бота рядом с Дикуном, он с издевкой и насмешкой потешался сам над собой и воинским начальством:

— Работал в лесу на заготовке фашин и топлива, как ломовая лошадь. Благо силенка есть. Кругом чертово дер- жи — дерево, весь оборвался. Надеялся новую обмундировку из походного цейхгауза получить. А там — пусто, шаром покати. Интенданты на черный рынок одежку и обувь пустили.

— А не преувеличиваешь?

— Сам видел в селении Кизилагачке, как один наш тыловой старшина из‑под полы сапоги продавал.

В Баку казаки устроили привал за городом. Весна своей солнечной погодой и ближайшая перспектива возвратиться к своим селениям и привычным занятиям скрашивали их хмарное настроение. Вести из дома приходили разные: то воодушевляющие, то, напротив, удручающие. То чума поражала людей, а то прокатилась волна эпизоотии (чихирь) среди крупного рогатого скота. В результате в селениях Кисляковском, Незамаевском, Васюринском и других было потеряно большое поголовье животных. На кордонах с иными из закубанских племен устанавливался более или менее сносный лад, а с другими, как, например, с шапсугами, абазинцами и абадзехами, общего языка не находилось, они продолжали совершать свои дерзкие набеги, уводить в неволю людей и выкрадывать скот из загонов и с пастбищ.

Многие походники все еще заводили разговоры о прошлогодней бзиюхской битве вблизи Екатеринодара между черкесскими племенами. Богатая абадзехская и шап- сугская знать выступила против тысяч простых бжедухов и хатукайцев, стремясь обратить их в свое зависимое подчинение. В кровавой битве 29 июня полегло убитыми и ранеными до четырех тысяч шапсугских и абадзехских воинов, вовлеченных своими князьями в жестокую авантюру. Много потерь понесла и другая сторона. И одной из тяжелых утрат была гибель князя Батыр — Гирея Гаджиева, друга России, желавшего сближения с ней, заимствования ее достижений в грамоте, культуре. Совсем случайно и недолго видевший этого человека в его маленьком ауле Федор Дикун всегда отзывался о нем сердечно, с искренней теплотой. И сейчас о нем сказал так:

— Добра он желал всем людям. И жизнь свою за то положил.

Большой интерес у походников вызвали вести о недавнем пребывании черноморской делегации во главе с Т. Т. Котляревским на коронации нового царя Павла I.

Уже находясь за пределами Бакинского ханства, при очередной дневке казаки, удобно расположившись под раскидистой чинарой, после всяких пересудов вновь вспомнили про коронацию. Подсевшему к ним командиру отряда Федору Филоновичу ими было задано немало вопросов. По той информации, которой он владел, Филонович выдал казакам такие сведения:

— Еще 24 декабря 1796 года из Санкт — Петербурга по всем губерниям, наместничествам и казачьим областям были разосланы курьеры с предписанием послать депутации в первопрестольную столицу — Москву, где надлежало проводить коронацию Павла I.

— А к какому сроку? — перебил кто‑то рассказ командира.

Филонович, не сделав замечания нетерпеливцу, осветил и этот, и другие моменты:

— К 15 марта нынешнего года. Притом непосредственно к князю Николаю Борисовичу Юсупову, ответственному за организацию церемонии. От всех названных в указе территорий и сословий депутации определялись в составе семи человек, в том числе и от нашего войска верных казаков Черноморских. Только от малороссийского дворянства разрешалось прислать десять человек.

Командир на секунду прервал повествование, затем довел его до конца:

— Но пока шли депеши и согласования, батько Чепега в Екатеринодаре, а судья Головатый на Камышеване умерли. Фарт посещения Москвы выпал на долю писаря Кот- ляревского. С ним ездили старшины Бурное, Бурсак, Жи- вотовский, Кухаренко, Малый, Сак, Ус. В войске за старшего оставался Гулик.

— А сейчас где войсковой писарь?

— Где ж ему быть: возвернулся в Екатеринодар.

Когда Филонович покинул компанию отдыхающих казаков, у них беседа еще не иссякла. Немало сетований на свое житье — бытье они высказали. Дикун тоже вставил свое слово:

— Начальства становится все больше, а казацких вольностей все меньше. Нам много обещали, да ничего, кроме тягот, не дали.

— И не дадут, — с уверенностью заявил его земляк, чернобровый крепыш Семен Дубовской. — На то она и власть.

Основной отряд Филоновича прибыл в Кизляр в конце мая. Здесь его уже поджидал полковник Чернышев со своей командой, в которой оказались дикуновы дружки Никифор Чечик и Андрей Штепа. Выбравшись в исходный пункт старой, уже давно обжитой терскими казаками кизлярс- ко — моздокской линии, черноморцы истово крестились на собор посреди городской площади, а на молении в его стенах местный священник желал участникам трудной экспедиции:

— Спаси и сохрани вас господь до самого возвращения домой.

Многие кизлярцы угощали утомленных путников ранней земляникой и черешней, зазывали во дворы попоить свежим молоком.

— Спасибо, братья, — искренне, от души благодарили черноморцы отзывчивых жителей прикаспийской окраины России, защищавших здесь ее интересы с ранних послепетровских времен. Кизлярцы помогли подлечить в своих приютах старшин и казаков, несколько ранее приведенных сюда Чернышевым, а теперь максимум заботы проявляли и. о подопечных Филоновича.