Сергей Смирнов - Султан Юсуф и его крестоносцы

Подъехав к шатру эмира, он добрых полчаса в поте лица трудился перед Ширку, кляняясь и засеивая перед ним целое поле самыми чудесными словами благодарности, признательности и похвал, коих был теперь достоин величайший из великих воинов дар аль-Ислама.

Дядя Ширку от этих витиеватых египетских похвал потел, краснел и разбухал вроде жабы, которой в одно место вставили соломину и стали надувать.

Решив, что он уже достаточно отравил курда ядом сладостного тщеславия, Шавар обвел окружавших эмира людей совершенно бесстрастным, даже невидящим взглядом и на миг остановил свой взор на Юсуфе.

«Вот моя смерть!» — едва не воскликнул Юсуф.

Шавар посмотрел на него точь-в-точь, как ангел Асраил на свою жертву в том дурном сне.

Между тем, везирь халифа почти подобострастно, хотя и соблюдая достоинство, уже приглашал эмира Ширку разделить с ним трапезу в его дворце, расположенном в стенах Каира.

Ширку конечно же принял приглашение. Пиршество в честь спасителя Египта, прогнавшего кровожадных кафиров, должно было начаться сразу после вечерней молитвы.

Когда процессия везиря стала удаляться, Юсуф заметил, что его ноги словно вросли в землю, а сердце в продолжение встречи с Шаваром испуганно колотилось в груди.

Он посмотрел на дядю. Тот блаженствовал и теперь напоминал не жабу, а сытого кота, устраивающегося погреться на солнышке.

— Каково, племянник! — промурлыкал он, подозвав к себе Юсуфа. — Нужно было уже за тем вернуться сюда, чтобы увидеть, как будет пресмыкаться эта змея.

— Эта змея напустила здесь столько ядовитой слюны, что наша кровь успеет почернеть до вечерной молитвы, и мы все издохнем в корчах, — сказал Юсуф.

— Вот уж этот яд мне не опасен, — отмахнулся Ширку.

И тогда страх смерти обернулся в сердце Юсуфа безудержным порывом гнева.

— От этого яда ты умрешь первым, эмир! — воскликнул он, наступая на своего дядю. — Шавар готовит смерть нам обоим. Но ты будешь первым, дядя!

— Откуда ты знаешь? — опешил эмир.

— Я видел сон: Ко мне пришел Асраил, но смотрел он не на меня… а на того, кто стоял позади меня! И теперь я знаю, что там стоял ты!

— Всемогущий Аллах! — пробормотал: — А ведь и вправду от этого негодяя можно ожидать чего угодно! Что ты предлагаешь?

— Узнать немедля, к кому Всемогущий Аллах послал Асраила! — решительно ответил Юсуф, а про себя подумал: «Пора самому испытать в Египте свою судьбу! Иначе судьба снова и снова будет тащить меня сюда на аркане, как раба. Смерть так смерть! Раз она сидит в этом проклятом Шаваре, значит надо выпустить ее оттуда. Всемогущий Аллах, да исполнится Твоя воля!»».

Ширку пристально присмотрелся к своему племяннику, робко шевельнул бровями и проговорил:

— Хорошо. Я верю, что чутье не подводит тебя. Делай, как знаешь. Только на это нет и не было моего веления. Ты понял меня? Говори с Асраилом сам.

Салах ад-Дин коротко поклонился дяде, потом взял с собой дюжину воинов и, успев нагнать свиту Шавара по дороге к городским воротам. Он пробился сквозь нее, будто сквозь ряды неприятельского войска и, схватив везиря за шиворот, рывком скинул его с повозки на землю. Белый зонтик покачнулся и завалился набок. Египтяне бросились врассыпную.

Тогда Юсуф приказал схватить двух из них, по виду достаточно знатных, и силой притащить к месту происшествия.

Шавар не решился подняться на ноги и сидел теперь, будто раздумывая и колеблясь, не начать ли ему неурочный намаз. Глаза его вдруг стали похожи на два затоптанных в дорожную пыль дирхема.

— Ты много задолжал эмиру Ширку, который облагодетельствовал тебя, — грозно проговорил Юсуф.

Шавар покосился на двух вельмож, тоже имевших далеко не гордый вид.

— Я за все уплачу, — прошелестел под ногами Юсуфа голос везира. — Теперь у меня есть деньги.

— Вы слышали? — рявкнул Юсуф на подневольных свидетелей. — Он не отказывается от долга… Но твой долг, обманщик, — вовсе не презренные динары, — смутил он Шавара новым обвинением. — Эмир Ширку собственными руками вернул тебе власть, которую отняли у тебя твои недруги. Он, однако, ни одного мгновения не пользовался ею и не пускал в рост… Ты задолжал эмиру Ширку слишком много.

Так, напугав Шавара и сбив его с толку, Салах ад-Дин повелел отвести его в сирийский стан. Вернувшись в свой шатер, он написал халифу аль-Адилю пространное послание, в котором поведал ему о всех кознях везира, затеявшего тайные торги с франками и даже дававшего им в рост деньги, собранные в Египте в качестве налогов. Тут он доверился совести атабека Нур ад-Дина в том самом смысле, что «за что купил, за то и продаю». Послание отправилось во дворец халифа вместе с задержанными сановниками, и под стенами Каира наступила удивительная тишина, похожая на ту, что стояла в ночь рождения будущего великого султана. Ни одна собака не осмелилась пробежать между сирийским станом и вратами города. Ни одна высохшая травинка не осмелилась качнуться в ту или другую сторону.

Сам эмир Ширку сидел неподвижно в тени, перед своим шатром, и глядел на стены Каира с той тревогой, с какой глядят караванщики на появившуюся у окоема земли тучу песка. На всякий случай он приказал войску оставаться в полной боевой готовности.

Юсуф же задумчиво вспоминал о весах, которые видел во сне.

Один из стражников подошел к нему и сообщил, что Шавар просит оказать милость и подойти к нему.

Пленный везирь успел собраться с мыслями и духом. Он встретил Юсуфа прямым холодным взглядом и замерзшей в судороге улыбкой.

— Я поразмыслил на досуге и готов признать, что задолжал эмиру Ширку власть. И то, что на долг набежали большие… очень большие проценты.

Он примолк, ожидая, что скажет его пленитель и первый из грозных судий, но Юсуф не сказал ничего. Он ожидал ответа халифа и с трудом скрывал волнение.

— И я готов признать, что долг уже так велик, что я не в силах отдать его ни сегодня, ни завтра, — осторожно продолжил везирь. — Разве что сначала став халифом…

Он снова замолк, остро посмотрев на Салах ад-Дина, а потом начал еще одну фразу, но так же искусно обрезал ее на половине:

— Однако я мог бы очень постараться для доблестного эмира Ширку, если он позволит…

— Сначала дождемся, что скажет халиф, который уже есть… — хоть шепотом, но очень твердо сказал Юсуф прирожденному заговорщику.

Тот побледнел, и глаза его забегали по сторонам.

— Долг, на котором ты настаиваешь, доблестный племянник великого Льва Веры [84] Такое «официальное прозвище» получил в Египте от халифа эмир Ширку. , имеет одно нехорошее свойство, — проговорил везирь, снова овладев собою. — Со временем он становится опасен в большей степени для дающего в долг, чем для должника…