Алиса Плис - Гений Одного Дня

- Вы мне хотите помочь?! – ужаснулся Николас. – Не надо!

- Надо! – отрезал преподаватель. – Я человек, и вы не машина. Неужели вы такой мазохист? Не надо насиловать себя. Смотрите в будущее светло.

- Трудно быть оптимистом, когда ты пессимист, - отозвался серб.

- Так вот! – продолжал гнуть свою линию преподаватель. – Я вам дам свои деньги на билет, и вы поедете к себе, отоспитесь, и, в общем-то, станете человеком. Это не ваша работа, согласитесь!

- Но… - ком встрял в горле у Николаса.

«Я не могу принять этих денег! Не моих денег!» - хотелось крикнуть ему. Преподаватель только рассмеялся мелодичным и звонким смехом, словно бы понял мысли Николаса, и предостерегающе поднял указательный палец вверх:

- Не надо возражений! Я делаю это чисто из человеческих побуждений. Не чувствуйте себя таким уж обязанным мне. Забудьте. Мне просто вас жалко. Сейчас вы пойдёте узнать расписание ваших поездов и немедленно отправляйтесь домой, ясно вам?

Оставалось только подчиняться. Вечером Николас купил себе билет на поезд, и последний раз пришёл в школу, чтобы попрощаться и последний раз провести урок. Вдоволь со всеми наговорившись и с пожеланиями удачи, он пошёл на свой поезд, уже даже не думая о своём будущем. Но почему-то он был уверен, что всё будет хорошо, и поэтому жил настоящим, то есть, по обстоятельствам. Самое интересное даже не в этом. На своём последнем занятии вместо математики он рассказывал рабочим простым человеческим языком о том, над чем сейчас работает – над мотором переменного тока. Рабочие слушали его, даже не перебивая. И хотя они понимали немногое, но этого уже хватило им, чтобы понять, что это что-то будет грандиозное и очень-очень полезное в быту. По крайней мере, в помещении была тишина.

С этим лёгким удовлетворение он и сел в поезд, и всю дорогу до Праги просидел возле окна, печально глядя на проносящиеся пейзажи. Поезд был забит битком, и соседей у Николаса хватало, но он не обращал ни на кого из них внимания, хотя попытки завязать разговор, конечно же, с их стороны были. Он машинально опустил руку в карман за табаком и тут вспомнил, что уже давно не курил. Не то, чтобы бросил, а просто не хватало денег на эту привычку. А деньги нужны, особенно сейчас…

Так или иначе, без особенных приключений, он добрался до своего дома. Вернее, до съёмной квартиры. Какая-то сила свыше заставила его заглянуть в почтовый ящик, и он послушно выполнил это требование, хотя бы потому, что жутко не выспался за последнее время. С удивлением для себя он обнаружил два письма в ящике. С ещё большим изумлением он отметил, что эти письма адресованы ему.

Несколько раз он прочитал имя того, кому письмо адресовано, и понял, что не ошибся. Глаза не могли ему врать. Тогда он взял эти два письма и окрылённый своими надеждами, поспешил в квартиру.

Он надеялся застать там Гая, но тут было пусто. Так что Николас был абсолютно один и мог абсолютно беспрепятственно прочесть всю свою почту. Интрига захватила всю его сущность. Что там, в этом конверте?

Он вскрыл ножом первый конверт и достал аккуратно сложенную бумагу, на которой весьма элегантным почерком было выведено его имя. Когда взгляд Николаса скользнул в конец письма, он понял, от кого это. Сэмюель Клеменс! Марк Твен! Пот выступил на лбу от неожиданности. Он так давно ждал этого письма. И вот, оно пришло. Пришло за ним!

Сияющими глазами он быстро прочёл письмо, руки слегка дрожали от напряжения. Он был счастлив. Ещё бы! Наверное, знаменитому писателю приходило много писем со всего света, но почему-то он предпочёл его, безызвестного серба из какой-то Австро-Венгрии. Николас дрожащей рукой стал писать ответ, и наконец справившись с этим делом за полчаса, сложил готовое письмо на край стола, и вскрыл второе.

Это второе письмо окончательно заставило его подумать, всё ли в порядке со своим рассудком, потому как адресат был совершенно неожиданный. Николас перечитал два или три раза письмо, но от этого смысла таинственных фраз так и не смог понять.

«Г-ну Николасу Фарейде,

Я надеюсь, вы помните нашу старую встречу в Швейцарии. Я уверен, вы должны помнить того смышлёного парня, который просто мечтал об электротехнике. Если не помните, попросите к письму дядю Алекса, он напомнит.

Я обращаюсь не просто так, заметьте. Я не люблю кидать слов на ветер и заниматься бессмысленными переписками. Я обращаюсь именно к вам. Вы спросите почему? Хорошо. Это вам невероятно должно польстить, но иначе я не могу. Это одна из моих целей письма к вам. Я, работник Континентальной Компании Читтера, после того удачно проведённого вечера крайне заинтересовался именно вами. Да, вами, а не той знаменитостью, что представляет собой король Электричества.

Вы много говорили о своих экспериментах с переменным током. Меня тогда это крайне заинтриговало. Оно стоило мне всех разговоров в швейцарском обществе. Мне ещё не попадались такие одержимые люди, я верю, у вас всё должно получиться. Главное, не сведите себя в могилу своими идеями. Вы нужны обществу. Я увидел в вас новую звезду физики, электричества. Я ещё никому не рассыпал таких похвал, как вам, так что, думайте.

Я долго размышлял над сказанными вами словами. И пришёл к выводу, что это возможно. Творите, сударь, я в вас верю! Пусть заблуждается весь этот гнусный мир, но вы должны указать ему на заблуждение – в этом ваша доля в этом мире людишек и проходимцев. В небе горит ваша звезда, и вам надо за неё ухватиться.

Я скоро буду проездом в Праге, и в мой план входит посещение компании Вингерфельдта. Его знаменитой освещённой усадьбы. Так что, ждите. И да, передайте от меня этому пламенному наэлектризованному гению в поте привет!

П.с. Во время Промышленной выставки в Париже, я буду там представлять нашу компанию. Может, наши дороги сойдутся ещё раньше, чем я предполагал. Думайте. Творите.

Искренне ваш, Э М С.»

На следующий день это же письмо лежало на столе Вингерфельдьта. Закуривая с Николасом папиросы, он задумчиво произнёс, выстукивая победные марши на столе:

- А ведь этот Эмс – чертовски славный парень! Из него ещё будет толк, вот увидите, - глаза Алекса засверкали – он говорил правду, ведь кто-кто, а он выбирать людей умел. И славился этой своей точностью.

- Значит, нас ждёт промышленная выставка в Париже? – спросил только серб.

- Пожалуй, - кивнул головой Вингерфельдт, и глаза его сузились до маленьких щёлок. – Разве твой сосед не говорил с тобой об этом! Хватит уже с него – нагостился он там в Париже – теперь наша очередь подошла. Должны же мы показать миру, чего стоим, чёрт побери!

Он подошёл к одному из столов, стоящих в лаборатории и кивнул на фонограф, стоящий на нём. Николас с восхищением взглянул на это простое изобретение, которым хотел обеспечить себе старость Вингерфельдт. Дядя Алекс раскурил ещё одну папиросу, но весь его оптимизм только прибавился. Письмо его вдохновило на то, чтобы показать то, чего он добился.