Алиса Плис - Гений Одного Дня

Глаза стали искать исполнителя песни, но обшарив всё помещение, наткнулись в упор на худого, но ловкого человека с соломенными волосами и кожаной кепкой, сидящим на подоконнике с гитарой. Гай и не замечал, казалось ничего, кроме своего музыкального инструмента. Окно было открыто настежь, в кухню шёл сквозняк, слегка приподнимая шторы от неподвижного состояния. А вместе с ветерком шли и уличные звуки – отчётливо были слышны разговоры, шаги кого-то там, внизу.

Мелодия медленно угасала, пока совсем не растворилась в этом ветре и шумах снизу. А Николас всё стоял у входа, как зачарованный – настолько была велика сила музыки. Лишь затем он понял, что куда-то делся Феликс, но в голове всё никак не укладывалось такое сочетание талантов у своего соседа по квартире– музыкального и воровского, и Феликс ушёл из головы так же неожиданно, как и пришёл. Рука Гая резко прошлась по гитаре, оставив какой-то тяжёлый, металлический звук, затем голос исполнителя резко изменился, погрубел и словами, полного тяжести жизненных событий, начал петь другую песню:

Гай резко прервался, и не стал дальше уже петь. Николас словно вышел из забытья, после чего несколько минут уделил приходу в себя после услышанного только что. Последнее четверостишие очень удивило его, благо после той прекрасной песни не ожидалось услышать нечто подобное. Гезенфорд резко повернул голову и по выражению, застывшему на лице, Николас вдруг понял, что последняя песня скорее пелась про него самого. Про вора. Стало как-то не по себе, особенно, когда глаза Гая стали прожигать насквозь Николаса. Медленно Гезенфорд слез с подоконника, и держа в руках гитару, замер у стены, смотря в упор на серба. Эта перестрелка взглядами продолжалась до тех пор, пока Николас не моргнул.

- Ну что, выспался? – спросил, явно не интересуясь этим, Гай.

- Да, пожалуй. Не знал, что ты и петь умеешь.

- Я ещё много чего умею. Как оценишь мои способности?

- Прекрасно. Просто восхитительно, - кратко ответил Николас, вкладывая большую часть отзыва в выражение лица. Гай лишь усмехнулся.

- Пожалуй, ты прав, - согласился он, не соглашаясь…

Воцарилась неловкая пауза, которой поспешил воспользоваться Гай, закрыв окно и спрятав гитару куда-то за угол. Вскоре он вновь появился, как чёртик из табакерки, присел на стул, вытянув ноги вперёд, и надвинув кепку на глаза. Николас так и остался стоять на месте, ожидая слов своего нового необычного сожителя. Гай видать, ждал, что разговор начнёт серб, но, так и не дождавшись, с раздражением в голосе начал:

- Ну что ж. Через два дня я познакомлю тебя с нашей компанией, чтобы ты был в курсе дела, а не простаивал тут и не болтался по моей квартире. Это – раз. Теперь дальше. Сегодня я весь пропадаю в разъездах и прочих подобного рода мелочах, так что квартира на твоей совести – это два. Я доверяю твоей наивной душонке. Ну и наконец. По хорошим источникам я узнал, что экзамены в Карлов Университет начнутся через две недели. Так что учи, приятель, и смотри не оплошай, - глаза Гая сверкнули из-под кепки. – Моя библиотека будет тебе в помощь, благо, насколько я знаю, зубрить надо ВСЁ.

- Откуда такие данные? – удивился лишь Николас.

- Скоро узнаешь, друже, - серб поморщился при последнем слове, ибо оно было сказано на его родном языке. – Скоро. А ты учи пока. И да, запомни, в том ящике справа лежат всякие там крупы. Тут – кастрюли. Здесь же напихано у меня несколько настоек от простудных заболеваний, и ещё куча всякого хлама – разберёшься со временем. Так, в мою комнату убедительная просьба не заходить лишний раз, там всё равно ничего интересного нет. Хотя, думаю, ты без меня всё прекрасно сам найдёшь. Всё. Ах, да! Экзамены у вас будет принимать лично сам Вингерфельдт. Успехов!

Освоение квартиры, свалившейся с неба, началось быстро, с высокой скоростью. Правда, некоторые мелкие, но важные вещи находились в таких местах, что об их местонахождении знал лишь сам Гай, а Николасу они попадались совершенно случайно – как это и водится частенько. В коне концов, пусть и приложив некоторые усилия, он более ли менее разобрался в том, что где лежит. Постепенно это незнакомое жилище стало ему даже нравится. Он быстро привыкал к нему.

Ближе к вечеру тускло загоралась керосиновая лампа, после чего ещё долго не гасла, а книги из личной библиотеки Гая таяли просто на глазах. Они были различных жанров и реализаций, но все говорили лишний раз о хорошем вкусе того, кто их собирал. Ноги обычно Николас грел, подложив их под собаку – таким образом, он обходился без тапок, а верный пёс лежал в ногах, грустно смотря на сосредоточенное занятие человека. Со стола Гая не сходила многочисленная литература, и его, и чужая. Читалось всё подряд. А днём с такой же тщательностью вся сущность уходила на подготовку к экзаменам, которые с каждым днём всё приближались, волнующе и страшно. Однако Гай по каким-то причинам советовал не беспокоится, и даже перестать нервничать. Причину этих доводов Николас так и не раскрыл, продолжая превращать себя в книжного червя, глотая книгу за книгой, и пытаясь хоть что-то оставить в голове. Дни неутомимо летели вперёд, приближались…

Через два дня после своей памятной песни, Гай вернулся домой поздно, рассерженный, обозлённый на всё на свете. Даже не ужиная, он поспешил в свою комнату, где заперся от мира сего. Через несколько минут после нашествия хозяина, Николас решил поинтересоваться, что же всё-таки произошло. В воздухе ещё не села пыль после прихода Гая, и пылинки, хорошо различимые на свету, ещё долго витали в воздухе. Николас подошёл к закрытой двери и решил постучаться. Легонько стукнув в дверь, он стал ожидать реакции. Никакого внимания. Подумав, что слабо ударил в дверь, Николас постучался ещё сильнее, но реакция осталась прежней. Сочинив прекрасный повод для попадания во внутренний мир своего сожителя, он вновь принялся дубасить в дверь. Но в комнате как будто всё вымерло. Теряя терпение и самообладание, Николас треснул ногой деревянную дверь. Послышался вздох, после чего раздались шаги, и усталый до неузнаваемости голос произнёс:

- Ну, зачем же ногой? Попробуй лбом…

Николас решил не привередничать и успокоился. Дверь тут же отворилась, и показалось взмыленное лицо Гая. Несколько секунд он смотрел на Николаса, затем шмыгнув носом, словно болел насморком, указал рукой на проход, который был сделан узким – чтобы не пролезла собака. Серб осторожно зашёл в комнату, и Гай вновь закрыл комнату, явно не желая ни с кем связываться. С кислой миной он тут же обратился к Николасу: