Алиса Плис - Гений Одного Дня

Больше Гай не говорил, оставив все сомнения и предрешения за этим деревом, идя одиноко вперёд и насвистывая песню на ветру. Николас с некоторым содроганием шёл за ним, погрузившись в свои раздумья, и не слыша даже пения птиц. Они так и дошли до дома – порознь, не сказав друг другу ни слова.

А вечером пришло письмо из родного дома, подписанное рукой матушки Николаса. Как оно дошло сюда – серб так и не понял, впрочем, в этот радостный момент ему было не до этого. Подхватив дорогой сердцу конверт, он вошёл к себе в комнату, где со слезами на глазах вскрыл его и принялся читать. В эти минуты лишь потрескивание воска отвлекало его. Дочитав страницу, он отвлёкся и взглянул в окно. Там стояла жуткая тьма – такая же была и в далёком посёлке рядом с границей Австро-Венгрии. Письмо тронуло до глубины души, и он вновь представил себя маленьким мальчиком, который в страхе перед наказанием, стараясь не шуметь, читал книгу, имея при себе лишь сальную свечу.

Вернувшись в этот мир, он долго не мог уснуть, всё думая о своей покинутой родине. Обратного пути нет – если он вступил на этот путь, то должен следовать ему до конца. На том и порешил, после чего в глазах встала белая пелена. Сначала всё было белым-бело, потом всё стало черным-черно. И всё, всё, всё замерло.

Над маленьким посёлком, отрезанным от мира, опускалась ночь. В домах, небольших, деревянных, начинали загораться свечи, керосиновые лампы. Однако темноту ночей это не развеивало, по огням нельзя было дойти до деревни – настолько они были тусклы и невзрачны. Казалось, луна освещает эту землю лучше, нежели жалкие отблески огоньков в окнах. Поэтому, едва спускались сумерки, люди спешили кончать свои дневные занятия и спешить домой – по темноте ни у кого желания идти не было. Страшно всё-таки.

На окраине деревни, окруженный такой же пеленой тьмы, стоял маленький аккуратный домик с большими окнами, внешне напоминающий игрушечный. Темнота скрыла всё от нашего взора, поэтому увидеть даже какие-то намёки на двор, и калитку, забор осталось просто невозможным.

А вот в доме самом такой тьмы не наблюдалось. Свеча одиноко горела на столе, воск плавился и капал на блюдце, что создавало эффект плачущей свечи. Язык пламени игриво переливался, колебался при малейшем вздохе человека, из-за чего тот старался громко не дышать. На столе, наполовину залитая лунным светом, лежала раскрытая на середине книга, толстая и далеко не новая, с подогнутыми страницами, в некоторых местах даже желтоватыми от времени. Выцветающие буквы привлекали человека больше всего на свете. Рот был слегка приоткрыт и повторял тихо какие-то фразы, написанные на бумаге. Человек явно был увлечён. На нём была лишь ночная сорочка, что говорило о том, что он читает не по чьему-то одобрению. Подросток с худой шеей, внешне напоминающей стручок, вот-вот готовый оборваться, чёрные короткие волосы, на которых огонь свечи оставлял оранжевые отблески и сосредоточенное, слишком взрослое выражение лица. Аккуратно, тихо, словно боясь чего-то, подросток перевернул страницу, и принялся читать дальше.

- Ах, вот ты где! – раздался гневный голос откуда-то сзади, дверь широко распахнулась, в комнату вошёл высокий мужчина с бородой. В глазах его пылали молнии. – Николас, чёрт бы тебя побрал! Совсем нечего делать?!

- Папа… - растерялся от неожиданности мальчик.

- Негодный мальчишка! – рассвирепел отец, схватил больно за ухо и вытащил из-за стола, затем толкнул хорошенько в коридор, что ещё несколько метров Николас по инерции проскочил быстро. Едва не убегая. На глаза навернулись слёзы – он знал, чем это обычно заканчивалось. Сердце бешено стучало. Застали врасплох… И невольно мальчик содрогнулся при виде ремня и прутьев, зловеще висевших на стене. Да, читать по ночам вредно.

Отец вернулся вскоре, и дал сыну по щеке. Это было хуже розог! Дикая душевная боль прожигала всё тело насквозь, но, в общем-то, он был виноват в этом сам. Придя в комнату, Николас забился в угол, отрешённый, боясь гнева собственного отца, который в любую минуту может повториться. Страх и ужас объяли всю сущность, гипнотизируя сознание.

Николас резко открыл глаза. Тихо тикали часы в комнате, а тёмная пелена ночи уныло покрывала комнату. Он вновь оказался в маленькой комнате в Праге. Когда глаза стали привыкать к темноте, он разглядел стопку книг на столе. Поднявшись с кровати, он взглянул на часы и вздохнул. Больше уже он не мог спать этой ночью. До утра так и пришлось занимать себя чем угодно, кроме сна – он чувствовал себя в какой-то миг бодрым жаворонком, что однажды ему уже и подметил Гай.

Начинался выходной, и ещё не скоро на улочке Праги стали появляться люди, больше думающие о том, как и когда лучше выспаться. Зато через форточку проходил прекрасно запах ароматного кофе, который ветер нёс откуда-то с соседней улицы. Вот раздался звон какого-то колокольчика и чей-то приветливый голос, что серб не удержался и выглянул в окно. Удивлению не было предела, когда он увидел Гая, рассекающего на своём велосипеде и медленно подъезжающего к своему дому. То и дело он с кем-то здоровался, потом взглянул вверх и подмигнул правым глазом Николасу.

- Пока ты спал, я уже и хлеба закупил, и Тима выгулял, и газетёнку нам приберёг. Вот. Только вот не надо пугать, что ты якобы всю ночь не спал, но никаких шумов о моём уходе или приходе не услышал, - усмехнулся Гай, когда уже вошёл в квартиру. – Сегодня нам предстоят опять великие дела, и отсидеться дома тебе не удастся – как ты не прячься и не вжимайся в стенку. И вообще, хватит дуться – бери пример с меня, давай делай бутерброды с маслом – поверь, они помогают держать жизненный тонус и не раскисать по пустякам, а то я смотрю, это последнее очень модным стало, никак не выведешь её.

Он присел на стул, вытянув вперёд ноги, да так удачно, что теперь весь проход был на кухню перегорожен. Не ведая об этом, легко и беспечно, Гай достал своего любимого белого хлебца, налил в чашку уже отваренного им кофе и принялся устраивать себе поздний завтрак. Увидев мнущегося у входа Николаса, он небрежно махнул ему рукой, поднялся и вынул на стол довольно аппетитные на вид булочки – купленные тут же, за углом, где располагалась прекрасная пекарня. Когда серб присел рядом, Гай, запив очередной бутерброд крепким кофе, принялся посвящать его в свои коварные замыслы по поводу проведения этого дня:

- Сегодня такой прекрасный день может удаться – ты слышал, что сказал Вингерфельдт. Хоть сегодня можно нагрянуть к нему на работу. Вот этим-то мы и займёмся, в конце-концов, это моя обязанность – познакомить тебя со всем нашим персоналом состоящим из шалопаев и завсегдатаев. Так что доедай поскорее – а то пропустишь самое важное в твоей жизни.