Андрей Тюнин - Свенельд или Начало государственности

– Я должен многое сказать тебе, Рюрик, – Дир был полон решимости, словно родной драккар придавал ему дополнительные силы, и я понял, что теперь избежать столкновения не удастся.

– Говори!

– Ты проклят Одином, Рюрик! Вспомни несчастную участь своих жен, вспомни кровавую крепость на берегу Рейна, вспомни гибель целого рода и исчезновение родного острова.

– А может, Один, таким образом, предрекал мне ту дорогу, на которой я сейчас нахожусь?

– Свенельд толкнул тебя на эту дорогу, – Дир кивнул в мою сторону, – а никак не Один. Но и на ней тебе сопутствует смерть, и ты слушаешь советы тех, чей разум отлетает от тела.

– Ты настоящий норманн Дир! Сколько раз твои стрелы спасали меня от гибели, сколько раз твой меч разил моего врага, в то время как ты считал меня проклятым Одином.

– Я жил по законам предков. Ты был моим вождем, и я готов был умереть за тебя, не задумываясь. Но теперь мы на чужой земле, ты отказываешься от традиций своего отца, да и народа нашего больше нет.

– Аскольд думает так же как ты?

– Конечно, мы же братья.

– Может, начнем все сначала. Нам надо держаться вместе и мы не только выживем в необычной стране, но и изменим ее.

– Очнись, Рюрик! Вспомни удел Снеги и Мергуса – скорее чем русичи изменимся мы сами.

– Ты забываешь, Олег искренне хочет, чтобы я возглавил ильменских словен, а своих вождей они чтут не меньше, чем истинные норманны. – Рюрик впервые за время разговора позволил себе мысленно усмехнуться, но Дир, по-моему, почувствовал даже незначительную перемену в интонации собеседника, и его слова стали еще жестче и откровеннее.

– Ты действительно проклят, Рюрик! Боги славян многолики, и их гнев будет повсюду преследовать тебя, твое окружения и твоих новых подданных. Позволь нам с Аскольдом выбрать свой путь – земли, славы, сражений здесь хватит и на нас. Быть с тобой – значит постоянно чувствовать могущественное проклятье – а жить с ним или вопреки нему становится все труднее.

– Ну, что ж, когда гребцы вразнобой опускают весла в воду – ход корабля сбивается. Куда лежит ваш путь, и чем я могу помочь вам?

– Все дороги в славянской стране ведут в Киев.

– Хорошо, Дир. Драккар и часть трофеев в твоем распоряжении. Людей выделит Олег, и пусть ваша дорога будет удачливее моей.

Рюрик впервые за время разговора оглянулся на меня и на братьев, словно проверяя нашу реакцию на слова и решение Дира. И Трувор, и Синеус как истинные норманны не выказали ни разочарования, ни растерянности, и Рюрик мог гордиться их выдержкой и преданностью. Впрочем, до сегодняшнего дня он так же не сомневался в преданности Дира и Аскольда.

Неприятный прохладный ветерок потянул с воды, тягостное молчание осязаемым туманом окутало драккар, но, увлекаемые порывом Трувора, мы вслед за ним поклялись ни в каких обстоятельствах не обнажать мечи друг против друга. И клятва наша была по-норманнски немногословна и сурова.

А ночью мне снились высокие стены надменного города, не скрывающие золотые купола каменного храма; Олег, обламывающий оперенье стрелы, вонзившейся в правый бок и сбившей его навзничь; безбровые окровавленные лица Аскольда и Дира; и я, ведущий за повода норовистого скакуна, на котором сидел послушный отрок с зелеными глазами Рюрика. И уже во сне я пытался понять смысл обрывистых видений, связав их воедино, но так и не мог этого сделать ни ночью; ни утром, наяву; ни много дней и много лет спустя.

Утром, едва рассвело, Аскольд и Дир, вместе с несколькими вятичами, плененными Олегом до нашего появления, а теперь отпущенными на свободу, отплыли по направлению к Киеву. Богатый легендарный город, как и предупреждал Мергус, манил не только русичей, но каждого, кто о нем слышал хотя бы несколько слов из старинных преданий или из рассказов очевидцев.

Несмотря на раннее время, скоропалительный отъезд Аскольда и Дира не прошел незамеченным для большинства обитателей поселка и гостей, съехавшихся на похороны Гостомысла.

Олег, Вадим, глава волхвов – Пелгусий и наиболее родовитые из приехавших словен, кривичей и весь собрались на традиционный совет, приплыв на трехместных плоскодонках на середину священного озера. На одном таком же суденышке со скрипучими уключинами, нарушающими тишину туманного утра, расположились и мы: Щепа за веслами; Рюрик, молчаливый и сосредоточенный, на корме; я, лишенный возможности наблюдать куда мы движемся, на носу. Трувор и Синеус, тщательно скрывая свое недоумение, были вынуждены остаться на берегу, поглощенные безмолвной толпой русичей.

Несколько последних взмахов легких весел и мы удачно вписались в образованный лодками полукруг, который благодаря нам без особых стараний гребцов приобрел законченный вид. Теперь и я, и Щепа, слегка повернув головы, могли видеть всех присутствующих, среди которых, благодаря расположению лодок, невозможно было выделить ни первых, ни последних.

– По обычаю отцов и дедов мы собрались на совет, где нельзя оставить вопрос без ответа, а ответ без внимания, – Олег выглядел и торжественно и озабоченно, он впервые открывал собрание племенных вождей, – мудрый Гостомысл, ночь назад отошедший в иной мир, завещал нам призвать для прекращения кровавой вражды правителя из чужой, но уважаемой и воинственной страны. Рюрик откликнулся на его зов и приплыл к нам со своими верными и отважными воинами, и сейчас, здесь, от имени всех я требую от него прямого ответа – готов ли он стать нашим вождем и взвалить на свои плечи заботу о новом народе, судьба которого станет для него важнее собственного счастья, горя и благополучия?

– Да, – негромко, но твердо произнес Рюрик, и всепроникающее эхо донесло его чеканный ответ и до толпы, собравшейся на берегу, и до ладьи, покинувших нас Аскольда и Дира, и до ушей потустороннего мира, где теперь обитали и Гостомысл и Мергус, ставший Мером.

Олег словно ждал именно такого ответа – слишком уж быстро в его руках появился бирюзовый браслет чуть светлее зеленых глаз Рюрика с изображением хищной двуглавой птицы, напоминающей гордого орла.

– Когда-то владелец браслета был могущественным вождем всех славян, – Олег бережно передал драгоценность мне, так как именно нос нашей лодки упирался в корму суденышка, где размещался юный брат Гостомысла, – многие охотились за ним как за ценнейшей добычей в своей жизни, но он должен принадлежать тому, кто вступил на опасную и благородную дорогу славянского объединения.

Я осторожно встал и на сдвоенных ладонях, через голову необычно молчаливого Щепы, передал браслет Рюрику. Десятки немигающих глаз не отводили взгляда от легендарного украшения, а моим ладоням стало зябко, словно я только что держал в них не легонькую вещицу, а толстый, обжигающий холодом кусок льда.