Валентин Рыбин - Азиаты

— Сколько потребуется дней, чтобы поставить понтонный мост через реку?

— День… два, — робко пролепетал бек.

— Даю тебе три дня. Но если свалится в реку хотя бы одна лошадь или провалится один солдат — за каждого погибшего будут расплачиваться жизнью твои приближённые и ты сам. А теперь иди и займись делом!

Тут же присутствовал Реза-Кули-мирза, терзаемый совестью за расправу над Тахмасибом, и оттого всё время заглядывающий в глаза родителю: что в них — гнев, подозрение или прощение? Мирза старался угодить во всём отцу. Он ещё в Келифе, когда принимал флот от правителя Балха, приказал каюки, которые сделали для Надир-шаха и его ближайших полководцев, разрисовать всевозможными рисунками и соорудить балдахины из самых дорогих индийских тканей. Персидские и индийские мастера постарались и сделали всё, на что были способны. Мирза, как только удалился чарджуйский бек с надимами, предложил:

— Отец, я хочу показать твои корабли, на которых ты будешь переправляться на бухарский берег.

— Успеем ещё, — сухо отозвался Надир-шах.

Переправа началась 14 числа второго месяца Джумади и продолжалась несколько дней, Надир-шах пересёк Амударью после того, как на другом берегу поставили ему шатёр и выставили личную охрану. Его встречали аталык Хаким-бий и знать Бухары. Надир-шах пригласил гостей в шатёр, усадил на ковёр, велел подать угощение. Знакомясь с бухарскими вельможами, тут же спросил с иронией:

— Не обидится ли Абдул-Файз-хан за то, что мы переправились на его землю без его соизволения?

Бухарцы угодливо заулыбались, однако никто из них не осмелился взять на себя ответственность говорить с Надир-шахом, и аталык Хаким-бий взял на себя эту обязанность:

— Ваше величество, хан Бухары Абдул-Файз уже много дней с нетерпением ждёт вашего приглашения.

— Тогда, дорогой аталык, я поручаю тебе поехать в Бухару и привезти ко мне Абдул-Файза.

Хаким-бий с крупным отрядом отправился в Бухару, а на следующий день туда же, через Каракуль, двинулась вся персидская армия.

Надир-шах разбил лагерь в четырёх фарсахах от Бухары. Абдул-Файз-хан тем временем со свитой, с подарками и множеством бухарских красавиц, дабы растопить ожесточённые войнами сердца персидских сипах— саларов и сердаров, приблизился к шахскому лагерю и остановился в одном фарсахе от него. Надир-шаху доложили об этом, но он медлил с приёмом бухарского хана, стараясь покрепче запугать его. Одновременно Надир-шах перебирал в памяти знатных людей, отыскивая того, кто занялся бы фактическим правлением бухарского ханства. Надир-шах решил оставить на троне Абдул-Файз-хана, как человека покорного и легко управляемого. Перебрав многих, он остановился на аталыке Хаким-бии.

Над Зеравшаном, несмотря на осень, властвовала жара, но персидские шатры раскинулись возле гор на берегу буйно мчавшейся пенистой реки, и от волн её веяло прохладой. В густых садах Чар-Бакра было особенно хорошо; здесь целыми днями, пребывая в безделии, веселились молодые бии и юз-баши, кумиром которых стал Реза-Кули-мирза. Он ладил со всеми, кто проигрывал ему в шахматы, но особенно приближал к себе дерегезцев — Афшара, Салаха и Мамед-хана. Друзья его были не только хорошими шахматистами, но и любителями побаловаться с красавицами, когда выпадал подходящий случай. Сейчас такой случай представлялся, ибо Хаким-бий позаботился о доставке в лагерь бухарских девушек.

На четвёртый день своего пребывания в Чар-Бакре Надир-шах позволил бухарскому повелителю приблизиться к шатрам. Абдул-Файз, выйдя из кареты, мягкими пружинящими шагами подошёл к сидящему у шатра владыке Персии и повалился ему в ноги. Получив разрешение встать, он дал знак — и несколько мальчиков, в шальварах и белых рубашках, подвязанных кушаками, преподнесли солнцеликому меч и железный нагрудник Тимура, шлем и кольчугу Чингис-хана. Положив реликвии к ногам Надир-шаха, мальчики отступили в сторону, и Абдул-Файз-хан громко оповестил, кому принадлежали доспехи раньше. Надир-шах удивлённо вскинул брови, покрутил ус, явно не ожидавший столь дорогих подарков, и усомнился: действительно ли эти вещи принадлежали Тимуру и Чингис-хану. Тогда Абдул-Файз— хан самодовольно сказал:

— Ваше величество, эти доспехи привезены из Самарканда, взяты из сокровищницы Тимура!

Надир-шах после некоторого молчания велел подать ему корону бухарского хана. Взяв её в руки, он встал, отёр её рукавом и возложил на голову Абдул-Файзы. При этом объявил:

— Дорогой хан, возвращая тебе корону, мы постараемся облегчить твоё бремя управления Бухарским ханством. Пребывай спокойно во дворце и в гареме своих жён. Всеми делами в ханстве займётся уважаемый аталык Хаким-бий. Даём ему почётное имя Эмир-и-Кабир. А командовать войсками будет его сын Мухаммед — Рахим.

Абдул-Файз был явно ошарашен столь жестокой милостью Надир-шаха, не сразу сообразив, что и ответить. Стоявший по левую сторону от солнцеликого его шурин Лютф Али-хан подсказал с досадой:

— Дорогой хан, поблагодари шаха за оказанную милость! Ещё не один властелин не удостаивался такой чести.

Абдул-Файз, видя, что и сам Надир-шах ждёт от него благодарности, вновь упал на колени и залепетал жалкие слова. Как только он отполз, Надир-шах обратился к шурину:

— Лютф-Али, поезжай в Самарканд, возьми с собой двадцать тысяч всадников. Разгони непокорное племя юз, не пожелавшее приехать ко мне, и привези нефритовый камень с могилы Тимура в Мешхед. Будет что ещё интересного — захвати тоже. Сними двойные ворота с дворца Биби-Ханым, они очень красивы.

Лютф-Али-хан удалился, объявив боевым сотням садиться в седло. Вскоре всадники выехали на зеравшанскую дорогу и поскакали по ущелью в сторону Самарканда.

Когда стемнело и долина наполнилась убаюкивающим звоном цикад, в шатёр Реза-Кули-мирзы, крадучись, вошли три его ближайших друга и четыре красавицы. Две свечи, источая запах несвежего сала, освещали внутреннее убранство шатра: большой персидский ковёр, скатерть со всевозможными яствами, европейские вина в бутылках, вокруг разбросано множество небольших подушек в атласных чехлах. Мирза приготовил для дев серебряные браслеты, украшенные бадахшанскими камнями.

— Проходите и садитесь, прекрасные пери! — вежливо пригласил он, разглядывая в полумраке всех четырёх, чтобы выбрать себе получше. Все они были изящны и грациозны, все с размалёванными лицами. Одна из них от смущения кашлянула, и мирза подумал: «Эта не годится». Вторая, садясь, подморгнула принцу и он решил, что она самая бесстыдная из четырёх. Разглядывая оставшихся двух, он нашёл, что они приятнее, и надел на их запястья браслеты. Затем одарил и не понравившихся ему.

— Откуда вы, какому хозяину служите? — спросил мирза, обращаясь ко всем.