Валентин Рыбин - Азиаты

Татищев, смущённый дерзостью Надир-шаха, но ещё больше инструкцией коллегии иностранных дел: держаться по отношению персидского шаха дружелюбно, не чинить никаких препятствий, дабы не разрушить дружеских отношений, строго распорядился, издав указ: кизлярского коменданта сменить. Горцам Андреевской деревни возобновить продажу коней шаху… Другим указом велел поручику Крашеву найти угнанных андреевцами 109 лошадей у персов и деньги в размере 2462 рубля.

Татищев собирался уходить из кабинета, время шло ж вечеру, когда на пороге столкнулся с молодым джигитом. Был он в красном халате и белой папахе, видно, хорошо подготовился к встрече с губернатором. Но на лице его лежала тень от усталости.

— Господин губернатор… дорогой Василий Никитич! — взмолился Арслан, падая на колени. — Куда мне деть царских коней? Из-за них я не могу уехать в Арзгир… Не уходи, выслушай меня!

Татищев остановился, вспомнив о туркмене, приехавшем с Мангышлака с лошадьми.

— Входи, — сказал с неохотой и вернулся в кабинет.

— Садись, рассказывай, что за лошадей ты привёз и кем был послан за ними?

— Кубанцем, ваше превосходительство… Этот господин приехал от Волынского, отправил меня и ещё десятерых джигитов в Хорезм. Кубанец дал мне фирман от самой императрицы. Фирман взял Надир-шах, золото отобрали персы, но скакунов туркменских дали. Я привёл их… Хотел Кубанцу отдать, а его нет…

— Кубанцу не токмо коней, но и собачьих огрызков я бы не дал! — в сердцах выговорил Татищев. — Сей мажордом, паскуда мерзкая, дикая свинья в образе человеческом, предал своего господина со всеми потрохами. Казнила императрица первого кабинет-министра Волынского, нет его более среди живых. А Кубанца власти где-то под стражей держат — боятся, как бы не расправились с ним люди Волынского. Так что придётся тебе отдать коней мне… Где они?

— В конюшне, ваше превосходительство, во дворе татарского караван-сарая…

Татищев встал, увлекая за собой Арслана в прихожую. Выйдя, распорядился, бросив взгляд на караульных:

— Подпоручик, ступайте за мной…

На огромном татарском дворе пахло жареным мясом: дым от мангалов метался по двору, подхватываемый хлёстким ветром. Обитатели караван-сарая сидели и стояли у печек. На конюшне старый татарин с редкой седой бородёнкой ворошил вилами солому, Арслан ввёл губернатора в конюшню и зашагал в дальний угол, где фыркали в стойлах туркменские кони.

— Вот они, ваше превосходительство, — смущённо сказал Арслан, молча винясь за их жалкий понурый вид.

Татищев только беглым взглядом окинул их и сконфузился тоже.

— Ну и кони! Да за таких коней, будь Волынский жив, так бы тебе съездил по роже, забыл бы чей ты сын! Надо ли было ехать за три тысячи вёрст, чтобы потом любоваться на этих полудохлых одров. Скажи спасибо, что ни Волынского, ни Кубанца нет, да и государыня умерла. Но ей-Богу, сейчас, глядя на этих «красавцев», она в своём гробу переворачивается. Я ведь помню, с чего начиналась история с конями небесными. Артемий Петрович в письме просил меня отыскать для царицы небесных скакунов, а я ему ответствовал, где сыскать сих коней… Нет, не о таких клячах мечтала Анна Ивановна… Выдеру я тебя кошками, охальник ты этакий, чтобы неповадно было высокородных особ, обманывать! — Татищев замахнулся на джигита, и он, увернувшись от его руки, закричал неистово:

— Зачем дерёшься! Дай сала, дай муки — через десять дней этих кляч не узнаешь — все скакунами станут!

— Какого тебе сала?! Чего ты крутишься, как змей!

— Ваше превосходительство, четыре месяца вёл я этих коней из Хорезма через Арал, через степи киргизкайсакские, по Мангышлаку… Корма совсем не было, только сухая трава, да и то не везде, лишь возле рек. Думал, не доведу, плакал из-за них. Добрые люди Меньшей орды иногда кормили моих коней. Всем говорил — русской царице веду, поэтому помогали.

— Ладно оправдываться, всё равно не поверю. Скажи лучше, как их на ноги поставить и видим скаковой придать, чтобы перед царскими министрами не стыдно было.

— Дай бараньего сала, дай муки — потом не узнаешь этих кляч! — вновь заявил Арслан. — Лепёшек напеку, каждый день понемногу кормить буду. Так все туркмены своих коней к дальней дороге готовят…

— Ладно, выпишу тебе сала и муки, а ты, поручик, прими лошадей да накорми их перво-наперво овсом…

Арслан, видя, как подобрел губернатор, поклонился ему:

— Спасибо, ваше превосходительство. Теперь я могу с чистым сердцем домой, в Арзгир, ехать. Отец, мать давно меня ждут. Дядю родного с собой везу, жену его, детишек, родственника…

— Говоришь по-русски уж больно чисто, где так насобачился? — выходя из конюшни, спросил Татищев.

— С малолетства научился. Казаки вокруг нашего аула всё время вились. На Тереке долго жил, курьерскую службу нёс…

Татищев подумал: «А ведь этот джигит может мне много нового о Хорезме рассказать, для истории!» Спросил заинтересованно:

— Самого Надир-шаха видел?

— А как же, ваше превосходительство! Вот так, как с тобой, разговаривал с ним…

— Знаешь персидский язык или через переводчика?

— Калмык Даржи Назаров рядом был, он помогал…

— Даржи Назаров, говоришь? Знаю такого. В Оренбурге раньше я командовал — Даржи Назаров у меня толмачом служил, с геодезистами по степи скитался.

— Геодезистов оренбургских я тоже знаю! — оживился Арслан. — Один поручик Гладышев, второй — Муравин, третий — Назимов…

— Ну, брат, да у тебя целый ворох нужных для меня сведений! — совсем повеселел Татищев. Ты о отъездом не спеши — поживёшь у меня немного. Запишу я с твоих слов кое-что о Хорезме. А заодно и лошадок своих на ноги поставишь…

Так, разговаривая по душам, привёл Татищев молодого туркмена в губернаторский дом, обставленный мебелью и полками с книгами. Татищев не успел расставить ещё привезённую с собой часть домашней библиотеки, и книги лежали стопками, связанные бечевой, вдоль стены в гостиной комнате. Сбросив с себя кафтан и треуголку, губернатор велел денщику помочь раздеться гостю и подать на стол чай с вареньем. Арслан, подчиняясь грозному хозяину, украдкой разглядывал его библиотеку и ужасался, сколько же много книг у губернатора. У себя в Арзгире он видел только одну книгу, Коран, но и она хранилась в сундуке у муллы Тахира. Здесь же сотни толстых книг, таких, как Коран, и все лежат на полках и валяются на полу. Татищев заметил, сколь смущён джигит обилием книг, спросил мягко:

— Говорить по-русски научился — это хорошо, а читать, наверное, не умеешь?

— Не умею, ваше превосходительство. Нет у нас учёного муллы в Арзгире, только один толкователь Корана — мулла Тахир. Но о чём же твои книги?

— Обо всём, джигит, что накопило человечество за тысячи лет своего существования. Тут древняя Греция и древний Рим, Византия, Турция, Арабский Восток…