Валентин Рыбин - Азиаты

— Да, Камбар-бек, правильные слова говоришь, — соглашался Онбеги-Суергап. — Каждый хан, хивинский, бухарский или киргиз-кайсацкий, когда в путь-дорогу отправляется, то всегда с собой гарем тащит. Только одни туркменские ханы жён дома оставляют. Откуда у них такой дурной обычай пошёл?

— От стыдя сидеть рядом с бабой, — сказал Кара-батыр. — Да и какой туркмен захочет сидеть в гареме, когда все остальные джигиты на конях с саблями несутся в бой?! Если врагу сражение проиграешь, то и гарем врагу достанется. А когда дома жёны сидят — надёжнее.

— Ай, лучше всего вообще о них не думать! — с чувством воскликнул Арслан. — Я два года в Хорезме и на Мангышлаке был и ни разу не вспомнил о своей гелин! Что толку вздыхать?

— Да, это видно, ты парень стойкий и сдержанный, — согласился Камбар-бек. — Ты и в корчмах, когда мы их сажали к себе за стол, стороной держался, словно бы сам баба или евнух!

— Ладно, Камбар-бек, давай без оскорблений. Плохое это дело, когда один другого оскорбляет. — Арслан нахмурился и отвернулся и, помолчав, добавил: — Мы, арзгирские, так воспитаны, что на каждую, продажную девку не бросаемся.

— Ты прав, Арслан, не будем ссориться, — пошёл на попятную Камбар-бек. — Но скажи мне, Арслан, разве можно постороннему человеку в такой стране, как Россия, найти порядочную женщину? Порядочные не продаются ни за какие деньги…

Неделикатный этот разговор, завязавшийся у костра, со следующего дня остудил пыл путешественников. Стали они задумчивее и строже, словно Арслан подперчил им вкус самой жизни. И на арзгирца смотрели осторожно, словно на человека, который может донести об их вольностях самой императрице.

Ковыляя на колымагах и тарантасах по степи, туркмены всё ближе приближались к Москве: и говорили уже не о женщинах, а о горячей бане. Город Рязань был для них самым благодатным, где они, остановившись на постоялом дворе, сходили в баню, разместились в чистых комнатах и спустились со второго этажа в добротную корчму с самоваром, курящимся над столом белым паром, с горячими блинами, источающими запах коровьего масла. Уселись заморские гости за стол, покрытый белой скатертью. Хозяйка появилась — красивая, белокурая женщина лет тридцати, пышущая здоровьем. Онбеги-Суергап только и успел тихонько сказать: «Вот это да!», как она ахнула, отступила от стола, а потом, сильно смутившись, спросила:

— Арслан, ты ли это?! Ну, конечно, это ты, Арслан! — Её мягкий голос сорвался в радостный крик, и она приблизилась к нему.

— Бай-бо, да это же Юлия! — Арслан, ошеломлённый неожиданной встречей, поднялся со скамьи, и она, на радостях чмокнув его в щёку, увела за занавески. Там они расцеловались от всей души, забрасывая друг друга вопросами. И когда донёсся до них голос Камбар-бека: «Эй, хозяйка, подай блины, потом поговоришь!», Юлия торопливо подтолкнула Арслана к столу:

— Садись, поешь, потом поговорим!

Арслан любовался ею, как ловко она подавала на тарелочках блины, как ухаживала за ним, не скрывая своей любви. Туркмены подшучивали над ним, острили, отчего у него уши краснели. Наконец, он встал и пошёл за ней за занавески и дальше, по узкому коридору, в комнату.

— Ты здесь живёшь, Юлия… Как ты сюда попала?

— Ох, Арслан, долгая история рассказывать. — Она приоткрыла дверь в другую комнату и показала подбородком: — Видишь, вон лежит — ни жив, ни мёртв человек мужского пола. Это муж мой, пьяница беспробудный.

— Значит, ты вышла замуж? — Арслан вздрогнул и сразу приуныл.

— А ты что думал: буду я пятнадцать лет ждать, когда ты объявишься. Ты-то тогда уехал из Казани, даже не простился. Слышала я потом, будто бы ты Волынского испугался, оттого и убрался от помещика Писемского раньше времени!

— Ты потише, Юлия, а то проснётся твой бугай, скандал будет, — предупредил Арслан.

Женщина повела бровями, усмехнулась:

— Бугай только с виду, а на самом деле яловый бык. Не живём мы с ним, как положено. Так, соседствуем. Боюсь я одна тут оставаться: если уйдёт, то и корчма моя в трубу вылетит. Незамужней бабе тут делать нечего — всяк старается протянуть руку: то ущипнуть, то облапить. Ну-да чего же стоим, садись на диван…

Арслан бросил насторожённый взгляд в другую комнату. Юлия поняла, что Арслан боится её мужа, тихонько прикрыла дверь и сунула в петли увесистый замок.

— Ну вот, так будет лучше, — сказала довольно и села рядом. — Ты-то мало изменился лицом, хоть и возмужал. Руслан твой тоже таким будет…

— Какой Руслан? — не понял Арслан.

— Какой-какой! Сын твой! — Юлия тихонько засмеялась, затем положила руку ему на плечо. — Что примолк, голубчик? Думаешь, бежал из Казани, так от тебя и следа не осталось? Остался след, дорогой Арслан, да ещё какой след: сын-то прямо две капли воды на тебя похож!

— Шутишь, Юлия? — Арслан не верил её словам, да и сознанием пока не принял, что такое возможно.

— Не шучу, Арслан… Сын твой сейчас придёт — он у башмачника в подмастерьях служит… Такой парень-красавец вырос, хоть куда!

— Если сын от меня, то почему ты меня не нашла? Разве может сын без отца жить? — оскорбился Арслан.

— Может, — смиренно отозвалась она. — Отчим же у него… вон он, — кивнула она на запертую дверь.

— Я не знаю теперь, что мне делать, — огорчился он.

— А что тебе делать? — удивилась она. — Живи, как жил. У тебя, наверное, есть жена и дети…

— Есть жена и сын… Сыну шесть лет, — расстроенно отвечал он.

— Ну вот видишь, ты счастливый отец. Два сына у тебя: один в Рязани, второй в…

— В Арзгире, — подсказал он.

— С одним будешь шутить-баловаться, о другом вспоминать время от времени. — Юлия вытерла слёзы ладонью, Арслан с тревогой смотрел на неё, не зная, как её утешить. Она видела, как напуган он сообщением о сыне, и это оскорбило её. Помолчав, произнесла отчуждённо:

— Ты не переживай, Арслан, я не стану больше причинять тебе боль. Ты иди… друзья твои наверно заждались… Подумают ещё обо мне, что я шлюха какая— то… Иди…

Он не двинулся с места. Услышав её слова, бросил на неё суровый взгляд, от которого она съёжилась:

— Я должен увидеть своего сына, если только он в самом деле мой. Ты была любовницей губернатора Волынского — сын может быть его.

— Уходи, Арслан! — воскликнула Юлия и отвернулась: — Вот уж не думала, что так печально окончится наша встреча. — Уходи, говорю!

Он поднялся с дивана, и из другой комнаты донёсся хриплый голос:

— Кто там у нас?! Скажи ему, хай даст на шкалик, погибаю, мать ей так!

— Проснулся, ирод! — закричала на мужа Юлия. — Спал бы уж до утра. Ладно, сейчас принесу, пей, пока не околеешь. — Подталкивая, она выпроводила Арслана из комнаты в коридор, а сама вышла во двор. Арслан постоял и через пустую корчму вышел в коридор гостиницы. Постоял, не зная, что дальше делать, и поднялся в свою комнату, где поселился с Камбар-беком.