Евгений Салиас - Петербургское действо

— Что? Я васъ не понимаю.

— Ахъ, Боже мой! Вы были одѣты «Ночью»? Вы были въ уборной. Вы или нѣтъ?..

— Нѣтъ, Эмилія. Мой лучшій другъ, съ дѣтства…

— A я говорю, что это были вы, что никакой Эмиліи на свѣтѣ нѣтъ! почти вспыльчиво произнесъ Шепелевъ. — Скажите зачѣмъ эта комедія? Зачѣмъ вамъ нужно мучить меня? Или вы хотите, чтобы все это такъ и кончилось, чтобы наша, наша… ну, наше знакомство — на этомъ и оборвалось, то…

— Я васъ не понимаю. Эмилія мнѣ говорила, что…

— Довольно, графиня, Я знаю, что это вы… Я чувствую это… Я голову сейчасъ за это отдамъ. Вы не сознаетесь. Стало быть, для васъ — это не святое чувство, а забава, потѣха. Нынче одинъ, завтра другой, а тамъ и третій… Фленсбургъ, Орловъ, Пассекъ… самъ Гольцъ!..

— Какъ вы смѣете это говорить! съ чувствомъ вымолвила Маргарита, и лицо ее вспыхнуло.

— Про что? Что говорить?! воскликнулъ радостно Шепелевъ. — Про что я говорю? Если это Эмилія… то почему же вы оскорбляетесь… Стало быть, вы знаете…

— Эмилія мнѣ во всемъ призналась… Я нахожу это безуміемъ… но что же дѣлать…

— Такъ вы не хотите сознаться! Стало быть, всему конецъ… Это, какъ тотъ поцѣлуй… выходка, которая не должна имѣть никакихъ послѣдствій! Это ужасно! Это даже безчеловѣчно! съ отчаяніемъ въ голосѣ произнесъ Шепелевъ.

Маргарита молчала и, задумавшись, будто колебалась.

— Ну, такъ прощайте, графиня! Пожалѣете вы меня, когда будетъ поздно…

И слезы выступили на глазахъ юноши. Онъ провелъ рукой по измѣнившемуся лицу и выговорилъ глухо:

— Я надѣюсь, что у меня хватитъ силы…

Маргарита пристально глядѣла на его красивые глаза. Она замѣтила искренность и почти наивность чувствъ, которыми звучали его слова.

— Нельзя! нельзя! бормоталъ онъ самъ себѣ. — Да и зачѣмъ?.. Лучшаго не будетъ ничего въ жизни… Но помните, графиня, никогда никто не будетъ любить васъ, какъ я люблю. Прощайте…

— Что же вы хотите дѣлать?

— Я хочу… Я попробую застрѣлиться…

— Какой вздоръ. Никогда вы этого не сдѣлаете. Полноте, мой милый ребенокъ.

Шепелевъ взглянулъ на Маргариту печально, но спокойно и тихо вымолвилъ:

— Не знаю…. Но я попробую. Я не могу такъ оставаться. Это пытка… Я думалъ… я вѣрилъ, что это вы… Если это были не вы или даже и вы, но вы не хотите сознаться и не сознаетесь… И это такъ и останется!.. Никогда не повторится!..

Юноша восторженно всплеснулъ руками и воскливнуль:

— Зачѣмъ же я буду жить! Умирать надо? Надо! И скорѣе!..

И онъ двинулся къ дверямъ. Маргарита бросилась, догнала его и сильно схватила за руку.

— Стойте, говорила она упавшимъ отъ волненія голосомъ. — погодите… Я вамъ скажу…

И она запнулась, будто снова колебалась.

— Ну, ну… шептала она сама себѣ и вдругъ вскрикнула: — что-жъ тутъ дѣлать? Святая Марія!..

— Ахъ, это слово! Это слово! воскликнулъ Шепелевъ. — Вѣдь оно за васъ говоритъ. Оно все говоритъ…

Маргарита вдругъ, будто съ отчаяніемъ рѣшимости, взяла его за руку и потянула въ свою спальню-гостиную.

— Ну, вотъ! Гляди! Глупый, упрямый, капризный! нѣжно выговорила Маргарита, введя его въ комнату. — Заставилъ меня измѣнить моему слову! Гляди!

Шепелевъ поглядѣлъ по направленію ея руки и увидѣлъ на диванѣ черный газовый костюмъ, а на столѣ кучу сложенныхъ брилліантовыхъ звѣздъ съ полумѣсяцемъ.

Онъ боялся понять, что это, наконецъ, признаніе.

— A «Ночь»! Она? Вѣдь вы «Ночь»? Вы?..

Маргарита, молча и слегка смущаясь, двинулась къ нему, тихо вскинула руки ему на плечи и, обвивъ его шею, припала къ нему и прильнула губами въ его губамъ. Шепелевъ вскрикнулъ слабо и прошепталъ:

— О, Маргарита! Теперь я… Да что говорить! Ничего… Не надо, не надо говорить…

Маргарита понимала, что послѣ этого признанія дерзкій и прихотливый поступокъ ея становится роковымъ. Связь съ Шепелевымъ ставила ее въ трудное положеніе съ дѣдомъ и съ Фленсбургомъ. Приходилось играть и хитрить еще болѣе! Маргарита въ тому же не обманывала себя и предугадывала, что рано или поздно и тотъ, и другой поймутъ и увидятъ ея игру. Въ дѣдѣ она теряла тогда огромное состояніе, о которомъ мечтала такъ давно, а въ Фленсбургѣ наживала безпощаднаго врага.

«Все это безсмысленная прихоть! Уступка разума сердцу! думала она теперь. Любовь заставила меня быть глупой, неразсчетливой… Но любовь-ли это? Не вспышка-ли? И вспышка, которая такъ сильна, что не можетъ быть долговѣчной… Богъ знаетъ! Я сама не знаю!.. Будь, что будетъ! Авось, все это еще не скоро спутается!..»

И Маргарита ошиблась. Все спуталось гораздо скорѣе и неожиданнѣе.

Іоаннъ Іоанновичъ, поддавшійся ея недавней искусной игрѣ, былъ, однако, достаточно проницателенъ, чтобы не начать вскорѣ же подозрѣвать внучку.

Послѣ маскарада онъ былъ уже нѣсколько разъ, сидѣлъ у нея подолгу, полушутя, полусерьезно и намеками предъявлялъ уже разныя требованія, обѣщая, однако, при этомъ сдѣлать немедленно завѣщаніе въ ея пользу, такъ, чтобы все его состояніе могло перейдти ей.

Маргарита и прежде колебалась, и отвращеніе часто являлось у нея къ этому старику; теперь же она окончательно не знала, какъ быть и что дѣлать. Она опять играла на сколько могла умнѣе, но хитрый старикъ начиналъ уже угадывать, подозрѣвать и раздражаться. Уже раза два страннымъ голосомъ Іоаннъ Іоанновичъ спросилъ у нея, кто и что молоденькій офицеръ, который сажалъ ее въ карету послѣ бала посла и котораго онъ уже дважды встрѣтилъ у нея въ гостяхъ. Іоаннъ Іоанновичъ, по счастью, какъ всякій старикъ, былъ убѣжденъ, что женщина не можетъ увлечься юношей.

— Что у тебя за дѣла съ этимъ щенномъ? спросилъ Іоаннъ Іоанновичъ. — Что онъ влюбленъ что-ли въ тебя?.. Такъ прогони, чѣмъ возиться съ молокососомъ.

И Маргарита объяснила, что юноша — родственникъ одной ея пріятельницы, которая просила покровительствовать ему. Но старикъ не совсѣмъ остался доволенъ этимъ объясненіемъ.

И Маргарита начинала бояться, что Іоаннъ Іоанновичъ вдругъ прямо и круто поставитъ вопросъ, на который она не звала что отвѣчать. Конечно, въ крайнемъ случаѣ могло воспослѣдовать только одно — возвратить брилліанты, за исключеніемъ броши, проданной Гольцу для Воронцовой. Но чтобы можно было поссориться съ дѣдомъ снова, для этого надо было себя обезпечить иначе. Гольцъ уже не разъ предлагалъ ей денегъ, но какъ вы велика была эта сумма, все-таки она не могла равняться съ тѣмъ, что могъ дать дѣдъ.

Наконецъ, на другой же день послѣ того же маскарада явился и Фленсбургъ. Она три раза отказала ему, но чрезъ недѣлю онъ вошелъ почти насильно и прямо, рѣзко объяснилъ ей, что онъ все знаетъ. И дѣйствительно, тонкій шлезвигскій уроженецъ разсказалъ Маргаритѣ ея игру съ дѣдомъ и ея отношенія къ Шепелеву такъ, какъ если бы она сама ему все передала на исповѣди. Сидя у Маргариты, Фленсбургъ былъ, однако, очень взволнованъ. Лице его было слегка блѣдно, голосъ прерывался.