Илья Сургучев - Детство императора Николая II
- Название:Детство императора Николая II
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Армада
- Год:1995
- Город:Москва
- ISBN:5-7632-0020-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Илья Сургучев - Детство императора Николая II краткое содержание
Рассказ о детстве императора Николая II ведется со слов Владимира Олленгрэна, сына первой учительницы Великих Князей Николая и Георгия, воспитывавшегося вместе с ними в ранние годы. Они были для него простыми мальчишками Ники и Жоржиком, друзьями и участниками озорных проделок... И вместе с тем, он сумел очень точно уловить то главное, что составляло дух царственной семьи и что было надёжно скрыто от посторонних взоров.
Детство императора Николая II - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
И потому, когда я сказал, что иду сейчас в мамину квартиру, где Аннушка красит яйца, то впечатление было такое, будто гром ударил среди ясного неба!
Что такое: красить яйца? Как это так: красить яйца? Разве можно красить яйца? И в сравнении с этим любопытством чего стоили все писанки [80] Писанка — пасхальное расписное (разукрашенное) яйцо.
, изготовленные на Императорском заводе?
Вырваться из царских комнат не так-то легко, и тут нужен был весь опыт приснопамятной Псковской улицы, чтобы выдаться в эту сложную и трудноодолимую экспедицию. Нужно было главным образом преодолеть бдительность мамы. На наше счастье её, через посланца, вызвала к себе М. П. Флотова в четвёртый этаж. И не успела ещё отскрипеть верёвка лифта, как мы, всей компанией, пробрались в заветный коридор, встретив на пути одного только Чукувера, который нёс к себе какие-то пакеты и не обратил на нас ни малейшего внимания.
Аннушка делала какую-то особенно прочную краску из лукового настоя, который разводила в глиняной миске. Вся мамина квартира пропахла луком, так что Ники даже осведомился:
— Чего это так в глаза стреляет?
Но когда он увидел, как обыкновенное белое яйцо, опущенное в миску, делается сначала бурым, а потом — красным, — удивлению его не было границ. Аннушка, добрая девка, снизошла к нашим мольбам, засучила нам троим рукава, завесила грудь каждому какими-то старыми фартуками и научила искусству краски. И когда изумлённый Ники увидел, как опущенное им в миску яичко выкрасилось, он покраснел от радости и изумления и воскликнул:
— Это я подарю мамочке!
Мать вернулась от Марьи Петровны, хватилась нас, безумно испугалась. Кинулись в сад — нас нет. В кухню — нас нет. Подняли всю дворню на ноги, поднялся шум, суматоха, и тут всех выручил Чукувер. Нас нашли, но в каком виде! И тут оба великих князя оказали бурное сопротивление: ни за что не хотели уходить из кухни Аннушки — Жоржик даже брыкался. Разумеется, мне, как заводиле, влетело больше всех. Влетело и Аннушке, а Аннушка огрызалась.
— Ну что ж, что царята? Дети как есть дети. Всякому лестно.
Забрав в руки плоды своего искусства, мы под стражей, с невероятно вымазанными руками, следовали на свою половину. Мать принимала валериановые капли, услужливо поднесённые целителем Чукувером. А для нас весь мир исчез. Важно было донести целыми и не раздавить яички, предназначенные то маме, то папе, то дедушке.
Начали мыть нам руки, принесли песку, но краска так и не отмылась до самой Фоминой [81] Фомина (неделя) — вторая седмица по Пасхе. Известна в народе под именем Проводной, или Проводов, — ею оканчивается и провожается седмица Светлого Христова Воскресения. В основе традиции поминать умерших в Фомину неделю лежит воспоминание о сошествии Иисуса Христа в ад к душам покойников. Поминовение отправляется на Фоминой во вторник, издревле называемый Радоницей, Радуницей, Радавницей. Эти названия говорят о радости умерших или отраде, испытываемой ими от их церковного поминовения.
.
Во время христосования отец Ники вдруг потянул носом и спросил:
— Что-то ты, брат, луком пахнешь, а?
И тут заметил его неоттёртые руки!
— А ну ты, Жорж? Ты, Володя?
Понюхали всех. От всех несло луком.
— В чём дело?
Мать со слезами объяснила происшествие. Александр Александрович расхохотался на весь дворец.
— Так вы малярами стали? Молодцы! А где же ваша работа?
Мы бросились в опочивальню и принесли свои узелки.
— Вот это папе, это маме, это — дедушке.
Александр Александрович развёл руками.
— Вот это — молодцы, это — молодцы! Хвалю. Лучше всякого завода. Кто научил?
— Аннушка.
— Шаль Аннушке! И пятьдесят рублей денег. А вам по двугривенному. Сколько лет живу на свете — не знал, что из лука можно гнать краску!
И через несколько минут после его ухода нам принесли по новенькому двугривенному.
Семья
Однажды ламповщик, прихода которого мы с тайной в душе поджидали, прошёл в своё обычное время со своими обычными машинами в игральную комнату. Хотя мамы с нами не было и в особой таинственности нужды тоже не было, всё-таки мы с Ники показали друг другу пальцы в том их сочетании, которое значило: «нужно идти к ламповщику».
Распевая искусственную песенку: та-ра-ра-ра и почему-то глядя в потолок, заложив руки за спину, я как ни в чём не бывало вдоль стен пробираюсь в игральную. И так же запев песню без определённого мотива, собственного сочинения, следом за мной последовал Ники. Жоржа было брать опасно: по неопытности или по озорству разболтает — и тогда прощай, сладчайшая тайна, которая красит жизнь! Но от наблюдательного взора Жоржа трудно было уйти. Он сначала сделал вид, будто ничего не понимает в наших демаршах и ни на что будто бы не обратил ни малейшего внимания, но, выждав время, нагрянул по нашим следам и застал нас на месте преступления.
Ламповщик, тоже таинственно оглядываясь, подальше от окна, достал из-за пазухи какую-то бумагу, сладковато и непонятно пахнувшую и свёрнутую трубкой, и таинственно же развернул её. Бумага не поддавалась и завёртывалась углами. Ламповщик начал её свёртывать с противоположной стороны, и при этой манипуляции мелькнуло что-то нарисованное. Жоржик, уследив нарисованное, пришёл немедленно в большое волнение.
— Калтинка! — с восторгом прошептал он.
— Не калтинка, а картинка, — сердито поправил его Ники, недовольный, что Жорж появился в игральной.
— Калтинка! — продолжал стоять на своём Жоржик.
Это оказался лубок довольно большого размера, изображавший в медальонах героев русско-турецкой войны. Ламповщик, водя по лоснистой поверхности лубка твёрдым ногтем, представил шёпотом нам всех героев-генералов, и нам почему-то особенно запомнились Радецкий [82] Радецкий Фёдор Фёдорович (1820–1890) — генерал-лейтенант, командир VIII армейского корпуса, герой русско-турецкой войны 1877–1878 гг.
и Гурко [83] Гурко Иосиф Владимирович (1828–1901) — генерал-фельдмаршал (военный чин I класса), герой русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Во главе передового отряда совершил поход в Забайкалье, командовал отрядом гвардии под Плевной. С семидесятитысячным отрядом осуществил зимний переход через Балканы, занял Софию и разбил турок под Филиппополем.
(Жоржик, вызывая наше патриотическое возмущение, говорил: «турка»). Тут же были портреты и турецких полководцев в фесках [84] Феска — мужская шапочка из фетра или шерсти в форме усечённого конуса, обычно с кисточкой (в странах Передней Азии и Северной Африки).
, и особенно был интересен Осман-паша [85] Осман-паша (1837–1900) — турецкий генерал, командующий Плевненской армией.
. Жоржик раскрыл ротик и прошептал:
Интервал:
Закладка: