Владимир Москалев - Екатерина Медичи

Конде подался вперед:

— Что случилось с баронессой?!

— Ее арестовали.

Конде вскочил с места:

— Кто?

— Герцог де Монпансье.

— Как это случилось?

— По дороге близ Лиможа мы встретили отряд гугенотов в полсотни человек. Они сообщили нам, что католики терпят поражение и армия маршала Таванна разбита. Муж баронессы, как оказалось, капитан гвардейцев Таванна. Узнав о том, что отряд гугенотов направляется к Жарнаку, чтобы помочь адмиралу добить врага, наша подопечная выразила желание поехать вместе с ними к месту сражения. Должно быть, она волновалась за своего супруга. Когда мы прибыли туда, то картина предстала совсем другой, нежели нам ее обрисовали. Войско адмирала разбито, гугеноты терпят поражение. Едва мы оказались на виду, как на нас тут же напало человек триста всадников. Мы отчаянно сопротивлялись, но их было больше, и они перебили всех наших. Увидя баронессу, герцог объявил, что отныне она его пленница и он отвезет ее в Париж на суд короля. Он предъявил ей обвинение в предательстве и сказал, что теперь ее будут судить церковь и светский суд.

— А Лесдигьер? Где был в это время ее муж?

— Этого я не знаю. Но войско католиков сильно разбросано. Мы напоролись на герцога Монпансье, что касается Таванна, то он, надо полагать, находился со своей армией в другом крыле сражения, там, где был адмирал.

— А герцог Анжуйский?

— Видимо, он там же, где Таванн.

— Выходит, вся охрана баронессы перебита?

— Да, монсиньор. Мне чудом удалось спастись. Они взяли нас в кольцо, но я прорвался. Они выслали погоню, но, поняв, что я направляюсь к вам, она отстала.

— Значит, ты скакал сюда по Ангулемской дороге?

— Видимо, так.

— И тебя никто не остановил?

— Нет, монсиньор.

— Странно.

— Ничего нет странного, мой принц, — произнес Матиньон. — Они поняли, что этот всадник едет за помощью в Периге и пропустили его. Это было им на руку.

Конде схватил шпагу и стремительно направился к двери:

— Как бы там ни было, Матиньон, мы немедленно отправляемся в Жарнак! Я спасу баронессу де Савуази, я вырву ее из лап этого Монпансье, так велит мне мой долг чести!

— Но, принц, вы забыли про засаду! Конде остановился.

— Дьявол их забери!.. Что же делать, Матиньон? Старый воин поразмыслил немного и сказал:

— Относительно этого у меня есть кое-какие соображения.

— Говори! Да поскорее, винная твоя душа!

— Если мы отправимся кружным путем через Лимож, мы потеряем много времени, и отряды католиков успеют объединиться, тогда уж нам ни за что не отбить у них баронессу.

— Это я без тебя знаю.

— Но мы сделаем по-другому. Среди новобранцев наверняка есть человек, знающий тайные тропы через лес. Они живут в этих местах и не могут не знать этого.

— Я понял тебя. Скорее туда! Спеши, Матиньон, и найди этого человека!

Матиньон оказался прав. И через четверть часа триста всадников во главе с Конде помчались через Ангулемский лес по мало кому известной тропе в сторону Жарнака.

Поначалу все, казалось бы, удачно складывалось для гугенотов, и еще запасной полк Д'Андело имел Колиньи, но тут-то, решив, что победа уже за ним, адмирал и допустил ошибку. Полагая, что всадники Д'Андело находятся у него за спиной у стен древнего аббатства и не потрудившись проверить это самому, адмирал бросил в бой конницу де Ла Ну — единственную ударную силу, которая у него еще оставалась. Ла Ну вывел из деревни всю свою кавалерию и смело бросился преследовать отступающее в беспорядке войско Таванна. Молодой герцог Гиз бросил пехоту на деревню, и аркебузиры гугенотов, лишенные прикрытия, вместе с их адмиралом вынуждены были отступить. Д'Андело был далеко, у стен Коньяка, и сражался с правым крылом конницы Таванна. О том, что творилось у Колиньи, он ничего не знал.

Герцог Гиз и Генрих Анжуйский тем временем выдвинули свою пехоту в тыл коннице Ла Ну, и она стала стрелять в спины всадникам. В довершение всего кавалерия Гиза охватила оба крыла вражеского войска, и конница Ла Ну оказалась, таким образом, в ловушке. Поняв, что Ла Ну обречен и получив известие, что Д'Андело, покинув поле битвы, торопится с остатками своих полков сюда, к основным силам, адмирал устремился навстречу брату.

И все же Ла Ну с горсткой смельчаков удалось прорвать кольцо окружения, и он умчался вслед за адмиралом. Католики уже торжествовали победу, укрепившись в деревне, но конница все еще находилась в отдалении. Этим и воспользовались гугеноты. Откуда ни возьмись, как вихрь налетел на католиков Д'Андело вместе с Ла Ну и вмиг разметал их по деревне. Но Генрих Анжуйский, наскоро обсудив на военном совете положение дел, бросил на них всю свою армию, предварительно начав обстрел неприятеля из пушек.

И снова деревня оказалась в руках у католиков. Гугеноты, понеся значительные потери, были вынуждены отступить. А на помощь католикам в это время двигалась часть конницы Таванна, связанная недавно боем с Д'Андело под стенами Коньяка.

Видя отступление протестантов в сторону Дордони по дороге на Кастильон, Гиз бросился за ними в погоню. А Генрих Анжуйский, упиваясь своим успехом, тем временем во главе ста всадников принялся спокойно объезжать место сражения с юга, добивая еще остававшихся в живых.

И вдруг как снег на голову рядом с Ангулемской дорогой показался отряд всадников, мчащийся во весь опор прямо на него. Анжу, быстро окинув их встревоженным взглядом, понял, что это могли быть только гугеноты, и ведет их не кто иной, как сам Конде, его дядя и было их не меньше трехсот.

Первым стремлением Генриха было бежать под защиту герцога Монпансье, расположившегося с остатком войска в деревне, но Конде вихрем налетел на него, не дав ему времени для маневра.

Сражение было кровопролитным, но недолгим. Гугеноты горели жаждой мщения; католики в панике сгрудились вокруг своего вождя, только защищаясь и моля Бога, чтобы Монпансье пришел им на выручку. Но помощь не шла: герцог никак не мог собрать своих солдат, разбредшихся по всей деревне. Он видел, что в отдалении близ холма происходит какое-то сражение, не зная, что там находится брат короля, а сам выступить не мог, располагая ничтожными силами в двадцать-тридцать кавалеристов.

В большинстве случаев победа в сражении достается тому, кто первый напал, да еще и неожиданно. С Месье — так называли Генриха Анжуйского современники — остался всего десяток бойцов, когда принц, выбив оружие из рук племянника, приставил острие шпаги к его горлу.

Все кругом замерли, ожидая неминуемой развязки, но Конде громко воскликнул:

— Сдавайся, Валуа, или ты будешь убит! Бурбон одержал верх над тобой, и теперь ты мой пленник!

Месье, смертельно побледнев и не на шутку перепугавшись, ответил: