Вадим Каргалов - Русский щит

Долго еще говорили князья перед лицом сонного Неврюя, распределяя жребии ордынской дани, устанавливая сроки сбора серебра. Но говорили как-то лениво, пререкались больше по привычке, чем из-за дела. Главное было уже решено: великий князь Андрей Александрович проиграл, Переяславское княжество опять уплывало из его рук. Даже на угрозу великого князя, гневно брошенную им в лицо Даниила: «Не радуйся, не кончен спор!» — мало кто обратил внимание. Князья торопились разъехаться по своим уделам, не скрывая облегчения. «Слава те господи, осталось все по-прежнему!»

Опустело Раменское поле.

Первыми ушли москвичи и тверичи, к которым присоединилась по дороге переяславская конная рать. Сам князь Иван поехал в Орду с малой дружиной, оставив большие полки беречь город.

Даниил не забыл угрозы великого князя Андрея. Московские, тверские и переяславские полки, не расходясь по селам, свернули к Юрьеву и остановились в поле, прикрывая Переяславское княжество. Сюда же приплыла рекой Колокшей пешая судовая рать.

Предосторожность оказалась не напрасной.

Не прошло недели, как сторожевые заставы известили о приближении великокняжеского войска.

Без малого дела не дошло до сечи. Уже и поединщики сшиблись промеж полков, и лучники расстреляли первый запас стрел. Но дрогнул великий князь Андрей, видя решимость москвичей, тверичей и переяславцев, дождался ночи и в темноте отбежал прочь, бросив в стане своем горящие костры.

Узел вражды затянулся еще туже.

В лето от сотворения мира шесть тысяч восемьсот шестое [117] 1298 год. летописцы будто забыли о Москве, о князе Данииле Александровиче Московском.

Казалось, совсем недавно имя Даниила было у всех на устах. Москва бряцала оружием, гордо противостояла стольному Владимиру, рассылала в разные стороны конные и судовые рати, и вдруг — затихла, притаилась за своими лесами.

Постоянный противник московского князя — великий князь Андрей Александрович — в прошлые годы ездил в Орду за ярлыками, собирал князей на съезды, грозил войнами непослушным, а теперь и о нем сказать было нечего. Надломила великого князя Андрея неудача, и не мог он собрать новые рати, потому что запустевало его собственное Владимирское княжество: слишком много людей ушло к Москве, к Твери, а то и еще дальше, за Волгу. А без богатства и многолюдных полков велика ли цена великокняжескому столу?

Оставляли великого князя его прежние служебники. Даже князь Федор Ярославский перестал наезжать в поскучневший Владимир, промышлял новые вотчины сам по себе, отдельно от Андрея. Видно, не надеялся больше, что великий князь может помочь…

Если чем и оказался богат этот год, то разве только стихийными бедствиями, пожарами да небесными знамениями.

Зимой болесть была в людях тяжкая, многие помирали черною язвою.

В ту же зиму морозы побили обилье по волостям, и предсказывали люди недород и дорогой хлеб.

На святой неделе в субботнюю ночь загорелись в Твери сени княжеские и весь двор княжеский в городе. И сколько людей в сенях спало, те все в огне погибли. Сам же князь Михаил со княгинею выкинулись в окно и тако спаслись. И ничего не успели люди из двора вымчати, погорело немало именья, золота и серебра, и оружия, и дорогих порт.

В то же лето был мор на скот.

В то же лето сухмень была, загорелись болота и леса, и боры, и была нужда великая.

В то же лето были громы страшные, и ветры великие, и бури сильные, и молнии грозные, и многих людей громом побило, и молниями многие попалены были, а в иных местах вихрь вырвал дворы из земли и с людьми отнес прочь.

В то же лето были знамения в небе: явилась звезда с западной стороны, лучи вверх испуская, яко хвост. И были люди в трепете великом и непонятном…

Старики говорили, что знамения эти — не к добру, и им верили. Да и как было не поверить? Откуда было ждать его, это самое добро? Беды одни, да такие, что горше некуда.

Вздыхали люди: «От такой жизни сбрести бы нам, робятушки, в заволжские места, благо места там много — всю Русь можно в лесах схоронить!» И уходили, но куда — не говорили. Был человек — и нет его, исчез безвестно.

И еще говорили старики, что случались подобные знамения в канун иноязычных нашествий или на переломе великих дел. Насчет нашествий — это возможно. Орда рядом, конные ватаги царевичей и мурз рыскали за рекой Проней, да и до Оки-реки добегали. Но от кого ждать великих дел? Не осталось на Руси великих князей, если мерить не по ханскому ярлыку, а по подлинному величию. От великого князя Андрея ничего не дождешься, кроме новых татарских ратей да конечного разоренья…

Черный год, глухой год…

В черный год добрых дел не случается, а злодейских — сколько угодно, успевай только слезы вытирать да считать утраты, да молиться, чтобы поскорее миновала эта полоса лихого безвременья.

Черный год выбрал для последнего отчаянного прыжка к власти князь Федор Ростиславич Ярославский. Наверно, потому выбрал, что сам был олицетворением черного зла и предательства. Прыгнул, как волк, и сломал себе шею, освободив Русь от князя-оборотня.

Князь Федор Ростиславич пришел в коренную Русь из Смоленска, поссорившись со старшим братом Глебом, который изобидел его — выделил в удел только малый городок Можайск.

Казалось, всем был наделен в избытке Федор: изощренным умом, смелостью, телесной силой, книжной мудростью. Был красив Федор броской красотой: сросшиеся на переносице густые брови, кудрявая бородка, прямой гордый нос, яркий румянец на смуглом, без морщин, пригожем лице, по-юношески порывистые движения. Добрый молодец из сказки, да и только!

Поездил, поездил Федор по княжеским дворам, горько жалуясь на братнину несправедливость, и осел в Ярославле. Вскоре женился он на княжне Марии, единственной наследнице покойного ярославского князя Константина Всеволодовича, и разделил с ней и вдовствующей княгиней Ксенией власть над древним русским городом.

Но и здесь не нашла покоя его мятежная душа. Не хватало Федору в Ярославском княжестве простора. Он люто завидовал всем: и старшему брату Глебу, княжившему в Смоленске; и другому брату — Михаилу, оставшемуся там соправителем; и великому князю Дмитрию; и даже удельным князьям, за которыми были хоть невеликие, но свои, кровные княженья, где властвовали они безраздельно. Завидовал и ненавидел, и сам был ненавидим, потому что ненависть может породить только ответную ненависть. Или страх. Но чтобы устрашать, князь Федор не имел достаточной силы.

Один друг-приятель был у Федора — городецкий князь Андрей, тоже завистник и лютый стяжатель чужих княжений. Но не подлинная дружба связывала их, а черная зависть к великому князю Дмитрию Александровичу.