Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка

«Как может это хрупкое дитя воспроизводить звук такой силы?» — спрашивал он себя.

Он посмотрел в окно. За стеклами мягко падал снег, предвещая наступление бесконечных зимних дней, которые заставят немногих оставшихся прихожан запереться в своих домах.

— Я думаю, нам нужно еще раз поздравить нашего соловья, — объявил он. — Нашего снежного соловья! Я счастлив, что вы остаетесь в Валь-Жальбере, мадемуазель!

Эрмин ответила на эти речи смущенной улыбкой. Аббат Деганьон никогда прежде не называл ее «мадемуазель». Польщенная таким уважительным отношением, она грациозно поклонилась. Жозеф подбежал к девушке и схватил ее за плечи.

— Это было великолепно, Эрмин! — сказал он. — Я горжусь тобой и очень рад тому, что дома мы приготовили для тебя замечательный сюрприз!

Пришел черед троим монахиням поблагодарить девушку. Растроганная сестра-хозяйка обняла Эрмин.

— Мое дорогое дитя, как это мило с твоей стороны! Будь благоразумна и впредь!

— Мы передаем ее в руки месье Маруа и его супруги, — сухо заметила настоятельница. — Они достойны доверия, сестра.

Через полчаса большой черный автомобиль мэра отъехал от монастырской школы. Под покрышками поскрипывал свежий снег, «дворники», дребезжа, очищали лобовое стекло. Элизабет и Эрмин, обнявшись, стояли на деревянном крыльце.

— Ты пела прекрасно, крошка, — похвалила девушку вдова Дунэ. Закутавшись потеплее, она собиралась домой в сопровождении тех же юношей, которые помогли ей прийти в монастырь. — Заходи ко мне в гости, когда захочешь. Если еще и споешь, всегда получишь монетку.

— Спасибо, мадам Мелани! — ответила девушка.

Люди расходились по домам. Окруженный тремя сыновьями Жозеф взглядом спросил у жены, не собирается ли она последовать их примеру.

— Вы корни здесь пустили или все-таки вернетесь домой? — сердито спросил он.

— Иди, Бетти, — предложила девушка. — А мне еще нужно убрать актовый зал и проверить, все ли в порядке в классах.

— Ты сможешь сделать это и завтра, — заупрямилась Элизабет. — Тебе будет грустно остаться одной в таком огромном доме!

— Вовсе нет, Бетти! Здесь я чувствую себя дома. Не волнуйтесь, я надолго не задержусь.

Семейство Маруа, весело переговариваясь, отправилось домой. Эрмин вошла в коридор и сразу же заперлась на ключ. В душе ее боролись два желания — ей хотелось и плакать, и смеяться. Сестра Викторианна стала частью ее жизни, и она знала, что будет сильно по ней скучать, но, с другой стороны, отъезд сестры-хозяйки стал для девушки освобождением. Душа Эрмин, жаждущая приключений и идеальной любви, расправляла крылья. Девушка чувствовала себя готовой к тому, чтобы испытать сладкие мучения, которые выпадают на долю взрослых.

— Теперь со мной может произойти что угодно, — пропела она, закружившись в танце в просторном коридоре. — И, может быть, будущим летом какая-нибудь тропинка выведет меня к Тошану!

Она бережно хранила в душе воспоминания о встречах с юношей, чья кожа отливала медью, — со своим незнакомцем, как она звала его в мыслях.

— Он вернется, вернется! — напевала девушка.

Эрмин взбежала на второй этаж и закружилась по актовому залу, где еще недавно пировали жители Валь-Жальбера.

К лесному ручейку сегодня я ходил;

Ручей был так хорош — в нем искупался я!

Я так давно тебя люблю…

И не забуду никогда!

Голос ее разносился по залу, чистый и гармоничный. Эрмин, не переставая петь, стала убирать со столов, когда вдруг услышала звон бьющегося стекла. Он донесся со стороны спален.

«Но ведь в монастыре никого нет!» — удивилась девушка.

На улице было уже очень темно. Эрмин испугалась, сама не зная чего. Воображение стремительно нарисовало ей образ вора, проникшего в монастырскую школу, пока все наслаждались обедом.

— Кто здесь? — спросила она громко, выходя в коридор.

Перед тем как войти в спальню, Эрмин щелкнула выключателем.

Включился свет, и от удивления она замерла на пороге комнаты сестры Викторианны. У стены стояла и плакала девочка лет восьми. Ее правая рука была вся в крови. На полу лежал портрет сестры Марии Магдалины. Стеклянная рамка разлетелась вдребезги.

— Ты как тут оказалась? — спросила Эрмин у девочки.

— Простите меня, мадемуазель! — пробормотал ребенок, захлебываясь от слез и дрожа от страха.

— Зачем ты взяла мою фотографию? — уже мягче спросила девушка. — Не плачь, с фотографией ничего плохого не случилось. Просто я очень ею дорожу, понимаешь?

Эрмин склонилась над девочкой и заглянула в ее личико, полускрытое черными кудряшками. Ее потертые одежки были не очень чистыми. Эрмин быстро пришла к выводу, что раньше в Валь-Жальбере этого ребенка ей видеть не приходилось.

— Откуда ты взялась? Не бойся, я не буду тебя ругать. Тебя ведь не забыли тут родители?

Поведение девочки казалось Эрмин странным — она только хлопала глазами, но головы не поднимала.

;— Я пришла со старшим братом. Он сказал мне подождать, а сам не пришел. Мне захотелось в туалет, но я не знала, где он.

— Хочешь, я тебя отведу? — предложила Эрмин. — Нужно еще промыть твою рану. Ты порезалась, когда хотела подобрать осколки?

— Да, мадемуазель.

— Идем, — вздохнула девушка. — Как тебя зовут?

— Шарлотта Лапуант.

— Лапуант? Ты из семьи Алексиса Лапуанта [41] Реальное лицо. Алексис Лапуант (1860–1924) по прозвищу Рысак — знаменитый житель региона Сагеней-Сен-Жак. Он бегал быстрее всех чемпионов того времени и двигался так быстро, что приводил в отчаяние скрипачей, которые аккомпанировали, когда он танцевал. Его останки представлены в экспозиции музея Сагеней-Сен-Жак в Шикутими. , того самого, что так быстро бегает? Быстрее всех на свете?

— Нет, мадемуазель. У нас та же фамилия, но мы не родственники. Люди часто спрашивают об этом у моего отца.

Эрмин была слегка разочарована.

— Говорят, этот Алексис Лапуант мог танцевать без устали часами, — сказала она, направляясь к двери, которая вела в коридор. — Мы читали о нем в газете пять лет назад, когда он умер. Я очень люблю читать газеты. Я уже их читала, когда была такой, как ты. А ты умеешь читать, Шарлотта?

— Нет, мадемуазель.

Девочка сделала несколько шагов по направлению к выходу, но умудрилась натолкнуться на одну створку, которая оставалась полуприкрытой. Увидев это, Эрмин удивилась и задумалась.

— Ты хорошо видишь? — спросила она у девочки.

— Плохо, — грустно сказала та. — Доктор сказал, что скоро я совсем ослепну.

Испытывая искреннюю жалость к девочке, Эрмин взяла ее за руку, отвела в туалет и оставила одну. Потом они вместе перешли в кухню, где сестра-хозяйка держала домашнюю аптечку.

— А теперь объясни мне, где твои родители. Где ты живешь? Твой брат не очень серьезный парень, раз мог тебя вот так здесь оставить.