Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка

Оставшись с женой наедине, Жозеф спросил:

— Что случилось? Ты не беременна часом? Я бы обрадовался еще одному сыночку. Не волнуйся, воспитаем!

— Господи, дело не в этом! — пробормотала Элизабет. — Идем в спальню!

Теперь уже по-настоящему встревоженный, Жозеф последовал за женой наверх.

— Да на тебе лица нет, Бетти!

— Сейчас ты поймешь почему, — отозвалась жена. — Жо, сегодня к нам пришла дама в черном, на вид очень богатая. Я вежливо пригласила ее войти. Не успела она присесть на кухне, как вдруг говорит: «Я — Лора Шарден, мать Мари-Эрмин». Господи, я думала, что у меня сердце разорвется!

Элизабет пересказала мужу разговор с Лорой Шарден. Жозефа словно обухом по голове хватили — ошеломленный новостью, он сел на край кровати и стал ожесточенно тереть подбородок.

— Только этого нам и не хватало, — заключил он после недолгого раздумья. — Ничего не говори девочке, Бетти. Ни слова, ты меня поняла? По крайней мере, не в этом году и не в следующем. Эта мадам нашу Эрмин не получит! Она навешала тебе лапши на уши. Память так просто не теряют. И вообще, где доказательства? Ты видела ее документы? Нет. Я съезжу к ней поговорить, и в ее интересах меня послушаться!

Элизабет только этого и нужно было. Со слезами на глазах она упивалась гневными словами мужа.

— Если бы ты увидел ее, ты бы не сомневался, Жо. Мимин очень на нее похожа. Я очень люблю ее, нашу Мимин, хотя только что отругала ни за что. У меня нет дочерей, и я привязалась к девочке всем сердцем. И мы — ее опекуны. Закон на нашей стороне!

— Конечно! Об этом не беспокойся. Даже если это и вправду ее мать, она не собирается забирать Эрмин силой, по крайней мере она так говорит. Мы никому не расскажем, что она приходила. Эрмин не станет ей писать, и она подумает, что девочка не хочет с ней встречаться. Я прослежу за тем, чтобы эта мадам больше носа не казала в Валь-Жальбер. Я взял на себя кучу хлопот и никому не позволю совать мне палки в колеса!

Жозеф сжал кулаки. Непросто было уговорить директора «Château Roberval», большого и роскошного отеля, дать Эрмин работу. Ей пришлось не меньше часа петь в его кабинете. Девушка сильно волновалась, а директор слушал ее, куря сигару, дым которой заполнил всю комнату. Наконец он был вынужден признать, что у девушки прекрасное сопрано и поет она хорошо, поэтому он-де готов ее нанять. Начиная с января Эрмин разучивала арии из венских оперетт и итальянских опер. Летом ей предстояло петь в отеле каждую субботу под аккомпанемент местного оркестра.

— И ты говоришь, эта Лора Шарден была в Робервале, когда Эрмин в первый раз пела в ресторане? Хотя я не слишком рассматривал публику. Она что, в шпионов играет, эта дама в черном? Я вложил в Эрмин деньги и не отдам мою курочку, несущую золотые яйца, блудной матери, которая бросила ее младенцем! Бетти, да посчитать только, сколько денег я ухлопал на печать афиш, на шелковое платье, на лаковые туфли…

Элизабет молча кивала. Она не до конца понимала, к чему стремится ее супруг, зачем нужны эти ярко-розовые афишки, на которых черной краской напечатано: «Снежный соловей целое лето поет в "Château Roberval” !» Хотя сама она повесила такую афишу на дверцу шкафа в кухне.

— Хотя я рассчитываю через несколько недель вернуть потраченное, — добавил Жозеф. — Эрмин будет получать восемь долларов каждую субботу. В месяц выйдет тридцать два доллара. И это только начало!

— Рабочие на фабрике получали по двадцать два доллара в неделю, Жо, и работали по шесть дней, кроме воскресенья. Для девушки ее возраста это уже неплохо. Но, прошу тебя, не оставляй ее там одну! Вокруг нее станут крутиться клиенты заведения, да и эта Лора живет в том же отеле. Она выглядит как богатая дама. Видел бы ты ее!

— Богатая она или нет, но к Эрмин я ее близко не подпущу! — отрезал он. — Придется подождать, когда я разрешу ей поговорить с девочкой.

— Но ведь это ее мать, — сказала Элизабет. — Если аббат Деганьон узнает правду, то будет недоволен. Ведь это он показал Лоре наш дом. Как ты думаешь, он ничего не заподозрил?

— Аббат скоро уедет, Бетти. Поговаривают, что в следующем году церковь закроют. И нам придется ехать в Роберваль или в Шамбор, чтобы послушать мессу и причаститься. Подумать только! В Валь-Жальбере не будет своей церкви!

— Нет, они этого не сделают! — возмутилась молодая женщина. — Это досужие разговоры!

Жозеф сделал гримасу. Он приготовился к худшему в тот самый день, когда компания объявила о закрытии целлюлозной фабрики. И это худшее осталось в прошлом.

— Нам очень повезло, Бетти. Верь мне. Лора не сказала аббату, что она — мать Мари-Эрмин, потому что у нее нет доказательств, либо она стыдится своего прошлого.

Супружеская чета шепотом продолжала разговор. Голодный Симон закричал с кухни:

— Мам, ты когда собираешься делать свой омлет?

— Отрежь себе хлеба, бездельник! — крикнул ему в ответ Жозеф.

До Эрмин доносились отголоски их беседы. Она стояла, опершись о перегородку, рядом с Шинуком. Лошадь ласково терлась головой о ее плечо. Девушка погладила коня двумя руками по морде.

— Ты всегда милый и хороший, — сказала она, легонько целуя его в нос, кожа на котором была гладкой как шелк. — Перед сном я принесу тебе кусок сахара, мой красавец!

Она обняла коня за шею.

«Бетти никогда так на меня не набрасывалась, — думала девушка. — Может, кто-то ее расстроил? Но я-то что сделала? Мне показалось, что она сердится именно на меня. Я стараюсь помогать, чем могу. Утром я успела подмести в комнатах и перемыть посуду…»

Девушка в самом деле много работала. Эрмин иногда заменяла на уроках учительницу, содержала в порядке монастырскую школу. Она, а не Элизабет, учила уроки с младшим, Эдмоном.

«Жозеф каждый вечер заставляет меня повторять песни. Но он прав, я должна отработать деньги за афиши, платье и лаковые туфли. И это не считая того, что он тратит на мое содержание…»

Эрмин вышла из хлева и заперла дверь на щеколду. Она посмотрела на фиалкового цвета небо, усеянное мелкими пурпурными облаками. Вокруг нового, перламутрово-белого месяца сияли первые звезды. Ночь обещала быть ясной.

«Ясной и полной любви», — подумала девушка и сама удивилась своей дерзости.

Жозеф и Элизабет были весьма целомудренной парой и никогда не выставляли свои чувства напоказ, но по ночам кровать часто скрипела — их спальня находилась как раз над гостиной, в которой теперь спала Эрмин. Еще будучи тринадцатилетней, девушка узнала от подружки, как мужчины и женщины делают детей. Это действо показалось ей чем-то сверхъестественным, таинственным, сродни священному обряду. Девушка пришла к выводу, что это пусть непристойная, но все-таки самая естественная вещь на свете. Поселковые собаки особо не церемонились — ей случалось не без смущения наблюдать, как самец вскакивает на самку и у обоих животных на мордах появляется выражение блаженства, придающее им слегка идиотский вид.