Тимур Лукьянов - Кровь и песок (сборник)

— Эй, куда едете? — вдруг окликнули их на арабском откуда-то из-за развалин.

Одновременно с этим окриком на склонах с обеих сторон появились несколько лучников в серых бурнусах.

Бенедикт поднял руки, показывая, что оружия у него нет, и прокричал по-арабски:

— Мы служим хозяину Вади-Кастла барону Юберу де Обри и хотим знать, почему пересох ручей.

Бородатый человек в зеленом бурнусе, таящийся до этого за руинами, вскарабкался на груду развалин и прокричал:

— Это больше не ваша вода. Как и все здесь не ваше. Убирайтесь в свой хлев, поедатели свиней!

— Что вы сделали с ручьем? Перегородили? Теперь по вашей вине в деревне от жажды страдают люди, и урожай погибает, — проигнорировав оскорбление, выкрикнул Бенедикт. Но чернобородый не ответил, а просто махнул рукой лучникам. Взвизгнули тетивы коротких сарацинских луков, и с десяток стрел разом рванулись в сторону рыцарей. Выезжая из замка, Карл и Бенедикт прихватили щиты, и, как оказалось, не зря. Четыре стрелы, пущенные с левого от рыцарей склона, вонзились в щит, едва Карл поднял его, пытаясь закрыться. Пятая стрела ударила в луку седла и отлетела. Сир Бенедикт не успевал перекинуть тяжелый щит на правую сторону, и, вместо этого, выхватил меч из ножен. Карл поразился, когда увидел, что все стрелы, летящие с правого склона, старый рыцарь отбил, крутанув свой длинный меч так стремительно, что на миг в раскаленном воздухе возник прохладный ветерок. «И как только он вытворяет такое?» — мелькнула мысль в голове Карла, пока он разворачивал своего тяжеловесного коня. Бенедикт на своем арабском боевом скакуне развернулся быстрее, и, прежде чем стрелки на склоне сделали следующий залп, рыцари, закинув щиты за спины и пригнувшись, пустили коней в галоп. Всадники благополучно миновали поворот и только за скалой перешли на спокойную рысь.

— Еле удрали, — сказал Карл.

— Похоже, это люди эмира Халеда, одного из наших соседей. В этот раз они хотели только напугать нас. Если бы собирались убить, то стреляли в наших коней, — проговорил Бенедикт.

— Но это же бесчестно! — возмутился молодой рыцарь. Бенедикт взглянул на него жестко и произнес:

— Ну, сколько тебе повторять, что нет чести в Леванте. Давно уже нет никакой чести. Запомни мои слова. Корысть правит здесь всем. И только она одна.

Всю дорогу через Средиземное море он пил и спал. Галера была небольшой, а каюта Семиона вмещала только его самого и его багаж, состоящий из двух седельных сумок. Капитан запретил ему даже высовываться на палубу, чтобы пассажира не смыло за борт. Сильная качка вызывала у Симеона рвоту. Напившись, он проваливался в тяжелый сон, и это на какое-то время спасало. Но, как только он снова начинал есть, все повторялось сначала.

— Вино — это кровь мира, — бормотал он, впадая в пьяное забытье. Его брат терпеть не мог напиваться, ну и что толку? Брат мертв. Его больше нет, и все думают, что это он, Симеон, убил своего старшего брата. Стрела попала брату прямо в глаз, а все знали о том, что лучше Симеона никто не стрелял из лука во всей Нарбоне. Все подозревали его, и, не имея возможности доказать свою невиновность, он вынужден был бежать.

В каюте не было окон, только в такт качке скрипели шпангоуты. Семион смутно замечал дни плавания по появлению юнги, которого исправно присылал капитан, чтобы вычистить каюту и принести еду, к которой пассажир почти не притрагивался и отдавал этому же юнге.

— Доброе сицилийское вино, — как-то сказал он мальчишке, вытаскивая пробку из глиняной бутыли, — напоминает мне об одном рыцаре, родом с Сицилии, которого я знал. Забавный был парень, пока его не проткнули копьем.

Юнга не ответил. Он оказался довольно угрюмым.

— Ты чего такой хмурый? Я тебе чем-то не угодил, а, паренек? — спросил Семион, пока мальчик чистил каюту. — Тебе капитан приказал не разговаривать со мной? Или, может, какой-то франк оскорбил твою генуэзскую матушку? — Мальчик по-прежнему молчал.

— Куда мы приплывем? В Акру или в Яффу? — задал новый вопрос пассажир. Он заплатил капитану за перевозку из Марселя на Святую Землю, но ни о каком конкретном городе речи не шло. Он бежал, и ему поначалу было все равно, лишь бы поскорее попасть в Левант, но теперь Симеон задумался, куда плывет — В Яффу? В Акру? В Тир или в Триполи? — Семион предпочел бы отправиться в Тулузу, где жила его прекрасная невеста Мариэлла, но этот путь теперь был для него закрыт. Ему предстояли скитания.

Тревожные думы терзали единственного пассажира галеры по мере приближения к берегам Леванта. Его старший брат, маркиз Рикардо Конти был мертв. Чья-то стрела превратила его правый глаз в кровавое месиво своим железным наконечником и вошла глубоко в мозг. Поверит ли кто-нибудь, что это сделал не Симеон? Придется ли когда-нибудь вернуться в родные края? — Или закуют в кандалы и отправят обратно к дражайшему младшему братишке, который, воспользовавшись кончиной старшего брата, немедленно поспешил обвинить среднего брата в убийстве. А, может быть, Карл сам и подстроил все, чтобы заполучить титул и земли, которые честным путем вряд ли ему достались бы когда-нибудь. Да, младший брат Карл весь в мать — такой же взбалмошный. От него можно ожидать всего. Хотя, кто знает, он ли убийца? Возможно, что убийцу подослал дядя, а, быть может, родня вообще не причем, а преступление — дело рук давних врагов семьи, например, герцога Бургундского или графа Леонского… Нет. Лучше не думать. Лучше еще выпить вина… Говорят, в ордене тамплиеров можно получить убежище и обеспечить себе прощение грехов. Старый рыцарь Григ де Мороно говорил, что ордену всегда нужны люди вроде Семиона. Хотя Мороно, возможно, уже нет в живых. Тогда новым Командором Яффы вполне могли назначить кого-то еще, и примут ли Симеона тогда в гости ордена? Кому он нужен без коня и без денег?

Юнга по-прежнему молчал и старательно отдраивал заблеванный пол.

Вино затуманило разум пассажира. Он никак не мог взять в толк, что мальчик из Генуи, во-первых, питает отвращение к вечно пьяному пассажиру, который всякий раз блюет мимо помойного ведра, а, во-вторых, просто не понимает родной провансальский диалект Симеона. Семион был хорошо образован, знал многие языки, научился читать на высокой латыни еще сидя на коленях у матери. И ему было невдомек, что юнга знает от рожденья только один язык и другим не обучен. Симеон же знал семь языков. Традиции обучения мальчиков из богатейших семей Нарбоны восходили еще к временам Великого Рима и были возрождены в полной мере при императоре Карле Великом. Потому бегство из родных краев не слишком страшило Симеона. Он знал, что поймет других, и те поймут его тоже, где бы он ни был.