Фаддей Зелинский - Сказочная древность Эллады

С умилением и радостью взирала Паллада с небесных высот на удаль и силу калидонского героя. «Так продолжай, — подумала она, — и награда не заставит себя ждать».

Рассказ Тидея о своем приключении поднял упавший дух аргосцев; они бодро спустились с Киферона и обложили Фивы. Один только Амфиарай не разделял всеобщей радости. «Против брата прав, против родины не прав, — продолжал он твердить, — а неправде боги победы не пошлют». В Фивах царило уныние: если один Тидей таков, то каковы же они все? Более всех был озабочен Креонт. Было у него два сына; старший, Гемон, был женихом Этеокловой сестры Антигоны; младший, Менекей, был еще отроком. Его он послал за старым Тиресием, доживавшим тогда уже последние дни своей чрезмерно долгой жизни. Тиресий пришел, ведомый за руку своим мальчиком. «Что ты нам скажешь?» — спросил его Креонт. «А где, — переспросил Тиресий, — тот, что ходил за мной, отрок Менекей?»

— Он здесь, с нами.

— Пусть удалится.

— Мой сын, — гордо ответил Креонт, — фиванец и спарт, дело его родины также и его дело.

— Как знаешь. Итак, слушай! Дела наши у богов были хороши, а теперь стали хуже. Паллада уже не за нас, она там, где доблесть, а доблесть там, где Тидей. Одно средство есть, средство верное; его я пришел тебе поведать. Против аргосского орла надо двинуть фиванского змея — того страшного змея, которого убил Кадм. Его дух все еще враждебен нам; надо его умилостивить его же кровью, кровью его потомка, спарта, но не женатого и не помолвленного, а отрока. Ты меня понял?

Креонт побледнел.

— Понял, — прошептал он.

— Тогда я свой пророческий долг исполнил. Мальчик, веди меня домой!

Когда он ушел, Креонт бросился обнимать Менекея. «Беги, мой сын, беги немедленно, пока можно. Твоя жизнь в опасности, как только фиванцы узнают об этом ужасном вещании…»

— Конечно, отец мой, бегу. Куда прикажешь? В Орхомен? В Дельфы? В Додону?

— В Орхомен, в Дельфы, в Додону, везде у меня есть кунаки, везде тебя примут как своего. Сейчас принесу тебе таблички к ним.

Менекей с нежностью посмотрел ему вслед. «Твой сын — фиванец и спарт, дело его родины также и его дело. Против твоей воли, бедный отец, он тебе докажет, что ты был прав».

Там, где Амфионова стена пересекает Дирцею, у старинной пещеры Змея было отгорожено место, покрывавшее его могилу. Туда, по стене, направился Менекей с мечом в руке. Сверкнул меч — и струя крови окрасила бурый камень ограды. Никто не был свидетелем этой одинокой жертвы; лишь страж, обходя стену, набрел на бездыханное тело и принес его отцу.

Аргосцы тем временем охватили кольцом весь семивратный город; фиванские лазутчики, ловко подслушав их совещание, донесли о нем Этеоклу и всему военному совету.

— Аргосцы, — доложили они, — решили повести приступ сразу против всех семи ворот, распределив их между своими семью вождями. Тидею выпали на долю Кренидские ворота…

— Ставлю против него нашего витязя Меланиппа, — сказал Этеокл.

— Адрасту — Омолойские, Капанею — Старые, Амфиараю — Претидские, Иппомедонту — Онкейские, Парфенопею — Электрины…

Этеокл последовательно называл фиванских витязей, назначенных охранять поименованные ворота.

— …и, наконец, Полинику — Верхние.

— Против него я выступлю сам, — твердо сказал Этеокл.

— Одумайся! — испуганно воскликнул Креонт. — Иль ты забыл старинный оракул Аполлона Лаию, истолкованный Тиресием? Всему его дому суждено погибнуть в крови, и вам — пасть друг от друга в нечестивом взаимоубийстве!

— Я обдумал все и потому иду, — спокойно ответил юный царь, смотря в глаза разгневанному дяде.

— Ослепленный! Безумец! Ты идешь на верную гибель!

— Кто ослеплен и безумен? Мой дед Лаий, мой отец Эдип делали все возможное для того, чтобы уйти от рока; и каждый шаг их к нему приближал. Вы хотите, чтобы я следовал их примеру? Нет, будь что будет: не хочу вилять перед роком… Но враг не ждет; идем каждый к своему посту.

Зазвучала аргосская труба, посылая осажденным угрозу своего резкого медного звона. Защитники высыпали на стену, сверху засыпая градом стрел и камней штурмовавших запертые ворота. Один только Этеокл, видя приближающийся отряд Полиника, велел настежь открыть свои и выступил против него в поле. Полиник, узнав его, невольно отступил.

— Не ожидал? — насмешливо крикнул ему брат. — Не взыщи, я таков — не люблю прятаться за спиной других. Ты хотел получить мою власть: вот она!

С этими словами он метнул свое копье; но и Полиник, лишь на мгновение опешивший, одновременно метнул свое. Оба были хорошо направлены — смертной ли рукой или Аластором, неизвестно; оба достигли своей цели. Но фиванцев смерть вождя разъярила, аргосцев заставила пасть духом: завязался долгий бой, но фиванцы в нем имели преимущество, шаг за шагом оттесняя аргосцев от той кровавой поляны, где лежали оба тела, каждое с братским копьем в груди…

У других ворот не знали, что произошло у Верхних. Тидей творил чудеса храбрости у кренидских; Меланипп должен был послать за запасным отрядом, так как его первый был уже поголовно избит этолийским вождем. Паллада с участием смотрела на него; «Никогда, — говорила она себе, — я ни одного смертного так не любила». Все же прибытие к врагу новых сил заставило его несколько отступить.

— Вперед, друзья! — крикнул он своему отряду. — Перебьем и этих, как перебили первых!

Но Меланипп, зорко за ним наблюдавший, улучил эту минуту, когда он обернулся к своим, и, коварно направляя свое копье между его щитом и телом, стремительным ударом поразил его в живот. С громким криком пал Тидей и заметался в предсмертных судорогах.

— Будет утешение, — злобно крикнул Меланипп, — и сегодня и раньше убитым тобою витязям.

У Тидея внезапно прошло сознание и боли, и приближающейся смерти; жажда мести обуяла его всего.

— Вперед, друзья! — крикнул он своим, ползая по заливаемой его кровью земле. — Вперед!

Аргосская рать исступленно двинулась на врага, оттеснила фиванский отряд; Меланипп был окружен, сверкнул десяток мечей — и его голова, брызжа вокруг себя кровью, полетела прямо в руки Тидею. Умирающий зарычал от дикого восторга, схватил ее и…

В эту минуту Паллада, покинув небесные высоты, подходила к своему любимцу с чашей нектара в руках. Она увидела его на земле, с головой Меланиппа в руках и… вцепившегося зубами в его череп. В отвращении она отшатнулась, чаша выпала из ее рук — и мрак смерти осенил очи Тидея.

Не менее яростный бой кипел у Старых ворот, у ограды старого змея; но фиванский вождь не разрешил своим воинам спускаться со стен; сверху поражали они штурмующих градом камней, дротиков и стрел. Наконец пылкому Капанею стало невтерпеж.

— Лестницу сюда! — крикнул он. Вскоре штурмовая лестница была принесена.