Фаддей Зелинский - Сказочная древность Эллады

В положенный день Минос явился за обеими седьмицами и увез их на своем корабле. Как среди юношей Фесей, так среди дев выдавалась своей красотой Эрибея, дочь афинского вельможи. Понравилась она критскому царю, и он, чувствуя себя господином обреченных, позволил себе нескромную шутку с ней. Вспылило рыцарское сердце молодого витязя. «Смерть мы примем, если боги нам ее пошлют, — сказал он царю, — но оскорблений я не потерплю. Если ты сын Зевса, то и я силен божьей милостью: меня еще с колыбели возлюбил владыка Трезена Посидон». — «Это мы еще посмотрим, — сухо возразил Минос — Если тебя действительно любит владыка моря, то он тебе, конечно, позволит добыть из его глубин вот это мое кольцо». С этими словами он бросил свое кольцо в море. Фесей, недолго думая, вскочил на борт и с него бросился в объятия голубых волн. Девушки и юноши всплеснули руками, а Минос громко засмеялся от удовольствия: неудобный свидетель и заступник был удален.

Но смелый юноша не погиб в волнах. Едва он опустился под их поверхность, как он увидел огромного дельфина, добродушно приглашающего его на свою широкую спину. Он сел — и дельфин с быстротою ветра понес его куда-то. Чудеса и чудища так и мелькали перед его удивленными глазами: и хищные акулы, и плоские шляповидные скаты, и пятителые морские звезды, и яркие кораллы, и отвратительные спруты… Наконец дельфин остановился перед дверью высокого дворца, голубым маревом выступавшего из голубого тумана моря. Фесей вошел. Ряды голубых колонн окружали просторную лужайку, где под сенью исполинских водорослей среброногие Нереиды резвились в дивной, чарующей пляске. Она прекратилась, однако, как только он вошел; одна из плясуний взяла его за руку и ввела его во внутреннее помещение. Там на голубых престолах сидели сам морской владыка и его жена Амфитрита. Они ласково призвали к себе юношу; он изложил свою просьбу. Посидон покачал головой: «Ты не слуга Миносу, чтобы добывать ему его кольцо; мы дадим тебе другое доказательство нашей к тебе милости. А за твое доверие и за твою смелость ты получишь от меня особую награду: исполнение трех твоих желаний в твоей дальнейшей жизни. Помни: только трех; будь рассудителен и обдумывай их здраво каждый раз, чтобы они были тебе на счастье, не на горе».

Тем временем отправленная Амфитритой прислужница вернулась с золотым венком в руке. Богиня возложила его на голову юноши: «Теперь иди, утешь своих товарищей». Фесей ушел; у порога его уже ждал его дельфин.

Минос приказал своим людям распустить весь парус и налечь на весла: ему хотелось уйти подальше от места, куда бросился отважный юноша. Отроки и девы толпились на корабле. Вдруг Эрибея воскликнула: «Смотрите, точно звезда показалась среди волн!» Звезда, сначала далекая, стала приближаться — из-под нее показалась знакомая русая голова — еще минута, и сам витязь, схватившись за рулевое весло, взобрался на палубу. Крики радости огласили корабль; один только Минос был мрачен и уже более не тревожил Эрибею.

Вскоре корабль достиг кносского берега. Минос приказал ввести обе седьмицы во дворец, чтобы угостить их прежде, чем отправить в лабиринт. Вся царская семья была в сборе: рядом с Миносом восседала Пасифая, гордая дочь Солнца, дальше их сыновья — Катрей, Девкалион, Главк и дочери — Ариадна и Федра. Последняя была еще совсем девочка, но Ариадна в самом расцвете своей молодости. Она с состраданием посмотрела на эти юные жизни, обреченные на такую ужасную смерть; особенно возбуждал ее участие, понятно, Фесей, блеск глаз которого еще затмевал сияние его золотого венка.

После угощения афинянам были отведены их помещения на их последнюю ночь. Но Фесею не спалось: он размышлял о том, что предстояло завтра. Минотавра он надеялся убить; но как выйти из лабиринта? Вдруг ему вспомнились его три желания; он вышел из своей комнаты во двор, чтобы помолиться Посидону. Ночь была темная, безлунная; витязь простер руки к звездам и горячею молитвой призвал Посидона. «Три желания ты мне даровал; мое первое — спаси нас из лабиринта!» Долго стоял он, смотря в небо, не сверкнет ли какой-нибудь знак с его свода; но он ждал напрасно, звезды по-прежнему мерцали, ничто не нарушало ночной тишины.

Он уже собирался уходить, когда чья-то рука, коснувшись его плеча, заставила его оглянуться. «Не осуждай меня, — шепнул чей-то голос, — я долго боролась, но непреодолимая сила влекла меня к тебе. Возьми этот моток: в нем твое спасение. Когда войдешь в лабиринт, начни его разматывать, давая нитке ложиться на землю; по лежащей ты без труда найдешь обратный путь. Теперь прощай; лучше, что ты меня не видишь». Но Фесей держал ее за руку и не выпускал; он приблизил свою годову к ней и при сиянии своего венка узнал царевну Ариадну.

Его сердце вмиг запылало. «Спасительница! Быть не может, чтобы ты решилась меня покинуть. Ты пойдешь s со мной в Афины, к отцу, к нашим гражданам, которые будут боготворить тебя, как свою царицу…» Много в этом роде говорил он ей; да и не стоило ему большого труда убедить ее в том, что она его любит — она это чувствовала и так — и что она должна последовать за ним… Они условились, что встретятся на взморье за пределами иосской гавани.

На следующий день Минос сам отвел афинскую молодежь к открытой двери лабиринта. Они вошли. Он подождал, пока шум их шагов не замер под гулкими сводами страшного здания, и затем ушел. «Минотавр будет доволен», — подумал он.

Он оказался прав. Фесей бодро шел впереди молодежи, постепенно разматывая свой клубок; его золотой венок освещал темные проходы. Путь был извилист, вел то направо, то налево, то вверх, то вниз, но никогда по направлению туда не двоился: ошибиться было невозможно. После долгого хождения глухой рев дал им понять, что срединное помещение близко. Вскоре показался и дневной свет, погасивший золотой свет венка; о том, что они при нем увидели, они еще долго вспоминали с отвращением и ужасом.

Это была круглая комната, крытая куполом, в самом ключе которого находилось довольно широкое отверстие. В комнату вело двенадцать ходов, совсем похожих один на другой. Стены и пол были забрызганы кровью; всюду валялись скелеты, черепа, разрозненные кости. В одном месте стены находилась ниша; здесь на подстилке из человеческих волос лежало чудовище. Его исполинское тело все обросло косматой шерстью; ноги и руки были человеческие, но с острыми когтями, точно у медведя. Но всего страшнее была вырастающая из мощной шеи бычачья голова, вся бурая, с парой огромных красных глаз и короткими и толстыми черными рогами.

Девушки отчаянно вскрикнули, когда Минотавр поднялся и вышел им навстречу; облизывая свои жирные мокрые губы, он как бы искал, какую жертву первую схватить. Но Фесей не дал ему времени долго выбирать: передав свой венок товарищу, он выступил против него и сразу, для первого знакомства, нанес ему увесистый удар кулаком в живот. Минотавр, очевидно, не ожидал такого начала; он заревел, подался назад — и, наклонив голову, бросился на дерзкого врага. Тому только этого и нужно было: быстро увильнув в сторону, он схватил его за устремленные рога и легким прыжком вскочил ему на спину. Минотавр выпрямился, заметался, желая всячески стряхнуть неудобную ношу; когда это ему не удалось, он остановился и вдруг стал медленно пятиться назад с очевидным намерением раздавить седока между своей спиной и каменными квадрами стен… Но Фесей, обвив руками его шею, схватил его за горло и сжал его так крепко, что у того дыхание сперло. Он попробовал было собственными руками сорвать убийственное ожерелье, но тщетно: Фесей не выпускал его горла, не обращая внимания на кровь, струившуюся из его рук под когтями чудовища. Наконец Минотавр стал задыхаться; силы оставили его, он выпустил руки врага, зашатался и грохнулся о каменный пол. Фесей и тут не выпускал его горла, пока не убедился в его окончательной смерти. Только тогда он оставил его.