Кен Фоллетт - Гибель гигантов

Зал был полон. Молодые референты делегаций, журналисты со всего мира и отпущенные из окопов солдаты «джазировали» с медсестрами и машинистками. Роза научила Гаса танцевать фокстрот, потом оставила его и пошла танцевать с красивым темноглазым мужчиной из греческой делегации.

Ревнуя, Гас разговаривал со знакомыми, пока не встретил леди Мод Фицгерберт. Она была в фиолетовом платье и остроносых туфельках.

— Здравствуйте! — удивившись, сказал он.

Похоже, она была рада его видеть.

— Хорошо выглядите.

— Мне повезло. Я вернулся целым.

— Почти, — заметила она, кивнув на шрам на его щеке.

— Царапина… Потанцуем?

Он приобнял ее и через платье почувствовал ее худобу Они танцевали «застенчивый вальс».

— Как Фиц? — спросил он.

— Надеюсь, с ним все в порядке. Он в России. Кажется, я не должна это говорить, но, боюсь, это секрет полишинеля.

— Я видел в британских газетах заголовки «Руки прочь от России!».

— Эту кампанию развернула женщина, которую вы видели в Ти-Гуине, Этель Уильямс, теперь Эт Леквиз.

— Я ее не помню.

— Она была там экономкой.

— Да что вы!

— Она становится заметной фигурой в политике Великобритании.

— Как изменился мир!

Мод притянула его поближе и, понизив голос, спросила:

— У вас нет никаких известий о Вальтере?

Гас вспомнил, как в Шато-Тьери увидел раненого офицера, который показался ему знакомым. Он не был уверен, что то был Вальтер, поэтому ответил:

— Нет, к сожалению.

— С Германии нет связи, и туда не пускают!

— Боюсь, вам придется ждать, пока не будет подписан мирный договор.

— А когда это произойдет?

Гас не знал.

— Работа по созданию Лиги наций очень продвинулась, но до подписания договора еще далеко из-за споров о том, какие репарации Германия должна заплатить.

— Как это глупо! — с горечью сказала Мод. — Нам нужна процветающая Германия, чтобы можно было продавать немцам английские автомобили, духовки и пылесосы. Если мы разрушим их экономику, Германия станет большевистской.

— Люди требуют возмездия.

— А вы помните 1914 год? Вальтер войны не хотел. И большинство немцев ее не хотели. Но в стране не было демократии. Кайзера подталкивали к войне генералы. А когда в России началась мобилизация, у них уже не оставалось выбора.

— Я помню. Но большинство людей — нет.

Вальс закончился. Появилась Роза Хеллмэн, и Гас представил женщин друг другу. Они поговорили с минуту, но Роза держалась необычно холодно, и Мод ушла.

— Это платье стоит целое состояние, — сердито сказала Роза. — Это Жан Ланвин.

— Вам что, Мод не понравилась? — озадаченно спросил Гас.

— Зато она очень нравится вам.

— Что вы хотите сказать?

— Вы так ее крепко обнимали во время танца.

Роза не знала о Вальтере. Но Гасу было неприятна эта вспышка ревности.

— Ей нужно было обсудить со мной кое-что личное, — сказал он с ноткой возмущения.

— Не сомневаюсь!

— Не понимаю, почему вы так взъелись на меня. Вы же сами ушли с этим льстивым греком.

— Он очень красивый и совсем не льстивый. Почему я не должна танцевать с другими мужчинами? Другое дело — если бы вы меня любили…

Гас замер, глядя на нее.

— О, — сказал он. — О боже!

Он почувствовал смятение и неуверенность.

— Ну а теперь в чем дело?

— Я сейчас кое-что понял… кажется.

— А мне расскажете?

— Наверное, я должен… — сказал он с дрожью в голосе. И замолчал.

Роза ждала продолжения.

— Ну? — нетерпеливо спросила она.

— Я и в самом деле вас люблю.

Она долго молчала и наконец спросила:

— Вы серьезно?

Несмотря на то, что он осознал это внезапно, сомнений у него не было.

— Да. Я люблю вас, Роза.

Она слабо улыбнулась.

— Подумать только…

— Мне кажется, я уже давно влюблен в вас, только не понимал этого.

Она кивнула, словно он подтвердил ее предположение. Заиграла медленная мелодия. Она придвинулась к нему.

Он механически начал танец, но был слишком взволнован, чтобы хорошо танцевать.

— Боюсь, сейчас я вряд ли…

— Не волнуйтесь! — Она поняла, о чем он думает. — Давайте просто сделаем вид, что танцуем.

Он двигался неуверенно и словно во сне. Она ничего не сказала о собственных чувствах. Но и не ушла. Существует ли вероятность, что она ответит ему взаимностью? Видно, что он ей нравится, но это не одно и то же. Может, сейчас, в эту самую минуту, она пытается разобраться в своих чувствах? Или подбирает слова, чтобы помягче ему отказать?

Она подняла на него взгляд, и он ждал ее ответа. Но она сказала:

— Гас, прошу вас, увезите меня отсюда!

— Хорошо, конечно.

Она надела пальто. Швейцар подозвал такси — «Рено» красного цвета.

— К «Максиму», — сказал Гас. Ехать было недалеко, и всю дорогу они молчали. Как хотелось Гасу узнать, о чем она думает! Но он ее не торопил.

Ресторан был полон, несколько пустых столиков зарезервированы для посетителей, которые должны были явиться позже. Мест не было, о чем «с глубоким сожалением» сообщил метрдотель. Гас открыл бумажник, извлек стофранковую купюру и сказал:

— Столик на двоих, в тихом уголке.

Карточка «Стол заказан» исчезла, они заказали легкий ужин и бутылку шампанского.

— Вы так изменились! — сказала Роза.

Гас удивился.

— Мне так не кажется.

— Тогда, в Буффало, вы были совсем другим. Мне казалось, вы даже меня стеснялись. А теперь ходите по Парижу, словно у себя дома.

— Да что вы! Это значит — надменно?

— Нет, уверенно. В конце концов, вы поработали у президента и участвовали в войне. Такие вещи меняют человека.

Принесли еду, но ни он, ни она не уделяли ей особого внимания. Гас был слишком взволнован. Любит она его или нет? Должна же она знать! Он положил нож и вилку, но вместо того чтобы задать вертевшийся на языке вопрос, сказал:

— А вы всегда мне казались такой уверенной в себе.

Она рассмеялась.

— Ну не странно ли?

— Что?

— Думаю, уверенной в себе я была лет до семи. А потом… Ну вы же знаете, каковы дети в школе. Все хотят дружить с самой красивой. А мне приходилось играть с толстушками и уродинами. И в подростковом возрасте было то же самое. А потом я стала работать в «Буффальском анархисте» — они ведь тоже своего рода аутсайдеры. Только когда я стала редактором, ко мне начало возвращаться уважение к себе… — Она сделала глоток шампанского. — И помогли мне вы.

— Я? — удивился Гас.

— Вы говорили со мной так, словно я была самой умной и интересной личностью в Буффало.

— Наверняка так и было.

— Если не считать Ольгу Вялову.

— Ну… — Гас покраснел. Он чувствовал себя глупо, вспоминая свое безрассудное увлечение Ольгой, но признаваться в этом ему не хотелось, потому что это бы значило плохо отозваться об Ольге, что недостойно джентльмена.