Кен Фоллетт - Гибель гигантов

После полудня он пошел к оптовому торговцу алкоголем, чей телефон нашел в справочнике.

— Мне нужна сотня коробок «Канадиен Клаб», — сказал он. — Почем отдадите?

— За такой опт — тридцать шесть долларов за коробку.

— Годится. — Левка вынул деньги. — Я открываю заведение за городом, и…

— Да не надо объяснять, приятель, — сказал оптовик. Он указал за окно. На свободном месте по соседству бригада расчищала площадку под строительство. — Вон, новый склад строю, в пять раз больше этого. Слава Богу за этот сухой закон!

Левка понял, что не одному ему пришла в голову эта светлая мысль.

Он заплатил, и они погрузили виски в фургон.

На следующий день Левка поехал назад в Буффало.

Левка припарковал свой фургон виски возле дома Вяловых. Зимний день кончался, опускались сумерки. На подъездной аллее машин не было. Он подождал немного, готовый бежать, но никакого движения не увидел.

С туго натянутыми нервами он вышел из фургона, подошел к двери и вошел, открыв своим ключом.

В доме было тихо. Только сверху доносился голос Дейзи и приглушенные ответы Полины. Никаких других звуков слышно не было.

Тихо ступая по мягкому ковру, он пересек холл и заглянул в гостиную. Все кресла были сдвинуты к стенам. Посреди комнаты на подставке, покрытой черным шелком, стоял полированный гроб красного дерева, со сверкающими медными ручками. В гробу лежало тело Джозефа Вялова. Смерть смягчила сварливые черты, и лицо его казалось кротким.

Над телом в одиночестве сидела Ольга. На ней было черное платье. Она сидела спиной к двери.

Левка вошел в комнату.

— Здравствуй, Ольга, — сказал он тихо.

Она открыла рот, собираясь закричать, но он успел зажать ей рот рукой.

— Тебе не о чем волноваться, — сказал Левка. — Я просто хочу поговорить.

Медленным движением он отпустил ее.

Кричать она не стала.

Он немного расслабился. Первое препятствие позади.

— Ты убил моего отца! — яростно сказала она. — О чем мне с тобой говорить?

Он сделал глубокий вдох. Сейчас надо было сыграть очень точно. Простого обаяния будет мало. Придется еще и думать.

— О будущем, — сказал он. Он говорил мягко, примирительно. — Твоем, моем и маленькой Дейзи. Я понимаю, что я попал в беду, но и ты — тоже.

Она не желала его слушать.

— Я-то ни в какую беду не попала! — сказала она и отвернулась, глядя на тело.

Левка придвинул стул и сел рядом с ней.

— Дни империи, которую ты унаследовала, сочтены. Бизнес твоего отца рушится, он уже почти ничего не стоит.

— Мой отец был очень богат! — сказала она возмущенно.

— Он был владельцем баров и гостиниц и занимался оптовой торговлей алкоголем. Сейчас все его предприятия терпят убытки, а ведь сухой закон начал действовать лишь две недели назад. Он уже закрыл пять баров. Скоро не останется ничего… — Левка помедлил в нерешительности, а потом все-таки применил свой самый сильный аргумент: — Ты не можешь думать только о себе. Ты должна подумать о том, как ты будешь растить Дейзи.

Казалось, его слова потрясли ее.

— Папин бизнес действительно рушится?

— Ты сама слышала, что твой отец сказал мне позавчера за завтраком.

— Я плохо помню.

— Ну, так не принимай мои слова на веру. Проверь. Спроси у Нормана Найэла, бухгалтера. Спроси у кого хочешь.

Она пристально взглянула на него и решила отнестись к его словам серьезно.

— Зачем ты приехал и говоришь мне это?

— Потому что я придумал, как спасти бизнес.

— Как?

— Завозя алкоголь из Канады.

— Но это незаконно.

— Да. Но в этом твоя единственная надежда. Не будет выпивки — не будет бизнеса.

Она тряхнула головой.

— Я и сама смогу о себе позаботиться.

— Конечно, — сказал он. — Ты сможешь продать этот дом за хорошую цену, пустить деньги в оборот и переехать с мамой в маленькую квартирку. Наверное, тебе удастся сохранить достаточно большую часть состояния, и вы с Дейзи сможете прожить на эти деньги несколько лет. Хотя тебе придется подумать о том, чтобы выйти на работу…

— Я не смогу работать! — сказала она. — Меня никогда ничему не учили. Что я буду делать?

— Ну послушай, ты могла бы пойти продавщицей в магазин, или работать на фабрике…

Серьезно он такую возможность не рассматривал, и она это понимала.

— Не говори ерунды! — огрызнулась она.

— Тогда остается только один вариант… — он протянул к ней руку, она отпрянула.

— Какое тебе вообще дело, что будет со мной?

— Ты — моя жена.

Она холодно взглянула на него.

Он надел самую искреннюю маску.

— Я понимаю, что плохо с тобой обошелся, но ведь мы любили когда-то друг друга!

Она презрительно хмыкнула.

— И мы должны подумать о нашей дочери.

— Но ты-то сядешь в тюрьму!

— Если ты не скажешь правду.

— Что ты имеешь в виду?

— Ольга, ты же видела, как все было. Твой отец на меня набросился. Посмотри на мое лицо: у меня есть доказательство, синяк под глазом. Мне пришлось тоже драться. У него, наверное, было слабое сердце. Может быть, он уже давно болел — это бы объяснило, почему он ничего не предпринял, чтобы подготовить свой бизнес к введению сухого закона. Как бы там ни было, он умер от попытки броситься на меня, а не от тех нескольких ударов, которые мне пришлось ему нанести, защищаясь. Все, что тебе надо сделать — просто рассказать полиции правду.

— Я им уже сказала, что ты его убил.

Левка приободрился: он делал успехи.

— Это ничего, — успокаивающе сказал он. — Ты сделала это заявление под влиянием момента, вне себя от горя и потрясения. А теперь, немного успокоившись, ты понимаешь, что смерть твоего отца была ужасной случайностью, несчастным случаем, произошедшим по причине его плохого состояния здоровья и припадка ярости.

— А мне поверят?

— Присяжные поверят. Но если я найму хорошего адвоката, можно будет даже не доводить дело до суда. Ну какой может быть суд, если единственный свидетель клянется, что это было не убийство?

— Ну, не знаю… А как ты собираешься доставать алкоголь? — сменила она тему.

— Легко. Об этом не волнуйся.

Она развернулась в кресле и села лицом к нему.

— Я тебе не верю. Ты говоришь все это лишь для того, чтобы я изменила показания.

— Надень пальто, и я кое-что тебе покажу.

Сейчас был решающим момент. Если она с ним пойдет — значит, он победил.

Помедлив, она встала.

Левка скрыл торжествующую усмешку.

Они вышли из комнаты. Снаружи, на улице, он отпер заднюю дверь фургона.

Она долго молчала. Потом сказала:

— «Канадиен Клаб»?

Он заметил, как изменилась ее интонация. Она стала деловой. Чувства отошли на второй план.

— Сто коробок, — сказал он. — Я купил его по три доллара за бутылку. Продавая здесь, можно получить десять долларов чистой прибыли. Если продавать в розлив — то больше.