Юрий Тубольцев - Сципион. Социально-исторический роман. Том 1

Уже по тому, как пришлось вызволять послов из беды, Сципион понял, каковы итоги переговоров, и ему оставалось лишь порадоваться, что выполнение морального долга не обошлось ему еще дороже. Бебий, Сергий и Фабий, представ перед проконсулом, были немногословны, их сумрачные лица и вообще весь облик свидетельствовали о происшедшем красноречивее слов. Луций Бебий ограничился одной фразой.

— Там, где деньги — господа, совесть — лишь служанка, — угрюмо изрек он.

Его товарищи нехотя высказались в том же духе. И только на следующий день Бебий от души пожаловался Публию, что более всего его угнетает впечатление от карфагенской толпы.

— Вначале, — говорил он, — я посчитал такое поведение присущим именно пунийцам. «Что взять с этих пьяниц и пожирателей собак!» — думал я. Но потом вспомнил суд афинян над стратегами — победителями при Аргинусах, поочередно сменяющееся пресмыкательство и надругательство их толпы по отношению к Алкивиаду и устрашился мысли, что любой народ при определенных условиях может деградировать до такой стадии. Я содрогаюсь, представляя Рим во власти подобного отребья…

— А еще тебя поразило то, что у карфагенян все сенаторы — Ферамены? — усмехнувшись, поинтересовался Публий.

— О да, подлецы! Подлецы последней степени! — воскликнул Луций.

— Так вот, — произнес Сципион, — пока мы будем Эмилиями, Корнелиями, Фабиями, Фуриями, Бебиями, Валериями и Фульвиями, нашему народу не грозит духовное вырождение, но, если мы превратимся в Фераменов и Газдрубалов, тогда и наши граждане уподобятся пунийцам.

В ближайшие дни подтвердились сведения, полученные посольством Луция Бебия в Карфагене, о том, что армии Ганнибала и Магона, погрузившись на корабли, покинули Италию. Сципион отнесся к полученному известию спокойно и по-деловому: начал готовиться к возобновлению войны.

Не столь легко пережил это событие Ганнибал. Многие годы он упорно скрывал от всех и, в том числе, от самого себя свое стратегическое поражение и делал вид, будто все идет согласно его планам. И вот теперь приказ Карфагена переправиться в Африку, чтобы защищать столицу именно от того врага, которого он пытался поразить в Италии, прилюдно на весь мир возвестил о крушении его предприятия. Во всех обращенных к нему лицах Ганнибал усматривал насмешку, ему мерещилось, будто сами холмы и леса Италии издеваются над ним, казалось, что даже заяц в кустах верещит о его позоре. Однако, по здравому размышлению, он должен был оценить сложившееся положение как далеко не самое худшее в сравнении с тем, что могло его ожидать. Действительно, сейчас в нем нуждались, призывали его в качестве полководца, в нем видели спасителя Родины, а ведь могло случиться и так, что его доставили бы в Карфаген как государственного преступника, нанесшего Отечеству невосполнимый ущерб. Кроме того, Африка давала шанс Ганнибалу оживить свою деятельность, предоставляла ему новые ресурсы для ведения войны и другие, благоприятные условия, тогда как в Италии римляне заперли его в Бруттии и полностью лишили инициативы. Ганнибал, конечно же, понимал, что решение столицы дает ему благовидный повод выйти из тупика, но перед войском разыграл трагедию непризнанного гения, погубленного недальновидными соотечественниками. На солдатской сходке полководец бил себя в грудь и, исторгая слезы из черствых наемников, восклицал, что, одержав верх над Римом, он вынужден склониться пред завистливым Ганноном и его приспешниками. Глядя на него, можно было подумать, будто перед тем, как ему вручили послание совета старейшин, он стоял у подножия Капитолия и ждал только результатов жертвоприношения, чтобы войти в это последнее прибежище римлян. Но ни у кого из присутствующих его страдания не вызвали недоумения: Ганнибал владел своим войском так, как иной музыкант владеет кифарой, и хорошо знал, сколь сильно следует ударить по той или другой струне солдатской души, чтобы исторгнуть из нее желанный звук. Поэтому ему вполне удалось и упрочить собственный авторитет, и заставить воинов почувствовать себя победителями, отступающими лишь из-за глупости и несправедливости кучки никчемных стариков в далеком Карфагене, которого большинство из них никогда и не видело. Таким образом, даже в поражении он сумел выглядеть героем.

Прежде чем распрощаться с Италией, Ганнибал в сопровождении конницы и легкой пехоты обошел города, остававшиеся ввиду близости пунийского войска его союзниками, и принудил их общины выдать ему «добровольные» пожертвования на оплату дальнего путешествия. Затем он отсортировал тысяч тридцать воинов, годных, по его мнению, для дальнейшей службы, а остальных под видом гарнизонов разослал по окрестным городкам, заверив их, что через год, разделавшись со Сципионом, он, трижды усилившись, возвратится в Италию, дабы окончить войну полной победой. И когда Ганнибал уже считал себя готовым к отплытию, неожиданно вышел конфуз: часть наемников италийского происхождения отказалась следовать за ним.

— Мы не желаем ехать умирать в чуждую нам Африку и хотим остаться на родине, — заявили они.

— Ну что же, я понял вашу просьбу, — невозмутимо промолвил Ганнибал, — вы не будете умирать в Африке, вы умрете здесь, в Италии.

Сделав выразительную паузу, он обратился к остальному войску:

— Удовлетворим пожелания наших бывших соратников? Африканцы утвердительно гикнули в ответ и начали строиться боевым порядком.

Видя столь грозные приготовления, один из италийских офицеров воскликнул:

— Ганнибал, мы доблестно и честно сражались за тебя пятнадцать лет! Неужели мы не заслужили права расстаться с тобою по-дружески, чтобы жить в мире на своей земле?

— Вы не заслужили права достаться в добычу моим заклятым врагам, вы не заслужили права не подчиняться Ганнибаалу, — хмуро ответил полководец.

— Некогда ты призвал нас под свои знамена лозунгом об освобождении нашей страны от римского господства. «Италия — италикам!» — провозгласил ты. Мы — италики и желаем остаться в Италии. Подтверди же хотя бы раз добрые слова добрым же делом! — в отчаянии воззвал к своему кумиру другой офицер.

— Какие еще лозунги! — презрительно возмутился Ганнибал. — «Серебро!» — вот твой лозунг! Хватит разговоров! Вы ослушались Ганнибаала! Серьезность такого преступленья вам растолкуют наши копья!

Повернувшись в сторону африканцев, он крикнул:

— Вперед, мои бравые герои! Все, что захватите у этих италийских выродков, — ваше!

Фаланга, ощетинившись металлическими остриями копий, двинулась на толпу растерянных италиков. Последние не были готовы к бою и потому бросились назад, к морю. Достигнув побережья, они укрылись в знаменитом кротонском храме Геры. Святость места не остановила Ганнибаловых воинов: штурмом овладев обширным зданием, африканцы перерезали своих недавних сотоварищей в том самом храме, в котором незадолго перед тем Ганнибал поместил алтарь с надписью, перечисляющей его подвиги.