Нина Воронель - Обреченная любовь

И все, на этом записи обрывались.

К концу я неслась по рукописи так стремительно, что чуть не разбила голову о неожиданно возникшую у меня перед глазами пустую страницу. Мне хотелось заорать:

«Как, это все? Не может быть!».

Но с чистотой завершающей страницы спорить было бесполезно. И я на миг смирилась.

Я приняла ванну, причесалась, навела марафет и вынула из стенного шкафа привычную униформу докторанта-исследователя: джинсы, кроссовки и майку с эмблемой университетской футбольной команды. Прежде, чем одеться, я собрала в стопку исписанные листы, перенумеровала их, пригладила и собралась было сложить их в папку. Но вдруг — если я могла бы позволить себе говорить красиво, я бы сказала: «небо разверзлось и молния ударила мне прямо в сердце».

Но ничего такого картинного не произошло, просто я вдруг поняла, что не смогу обыденно пойти в институт Че Гевары, отдать эту рукопись Синтии и вернуться к своей дивно отлаженной жизни докторанта-исследователя со всеми ее прелестями — с Грегом на ланч, с Юджином на ужин, с уютной квартиркой-студией, оплаченной из честно заработанной мною стипендии. И при этом никакого объяснения — не смогу и все.

Я порылась среди расшифрованных мною листков и нашла нужное место:

«Черт его знает, может, я и впрямь погубил свою жизнь, как сказал мне во время процесса прокурор, изображая на своей самодовольно сытой морде несоответствующее его свирепости сочувствие. Может быть, из меня и впрямь мог бы получиться профессор каких-нибудь туманных социальных наук ? Женился бы я на приличной девушке и плодил бы детей в каком-нибудь цветущем университетском городке, вроде Гейдельберга. И подох бы там со скуки, или запил бы мертвую от беспросветности мещанского благополучия среди надраенных до блеска паркетов, на которые нельзя даже плюнуть, не то, что насрать».

А ведь из меня тоже в результате получится профессор туманных наук, специалист по истории революционно-освободительных движений! Какая я дура! Увлеченная своими розысками и находками, я вроде бы и не заметила, куда ведет меня этот отлично накатанный путь — в самое логово врага! Чего я хочу? Выйти замуж за приличного человека и начать плодить детей в цветущем университетском городке, чтобы подохнуть там от скуки? Неужели для этого я создавала свою личную террористическую организацию? Ну уж нет!

Куда же мне податься — примкнуть к настоящей боевой группе и подкладывать бомбы в пассажирские поезда? Надолго меня не хватит — я быстро превращусь в Ульрике Майнгоф, которую каждый, кому не лень, сможет обозвать буржуазной коровой. Я посмотрела на себя в зеркало — ну точно буржуазная корова, разве что, если сделать скидку, пока еще буржуазная телка, созревающая в корову. Таким не место в боевых группах!

Что же мне остается, если оба варианта не для меня — ни унылая университетская рутина, ни романтическая участь джентльменов удачи? Я все-таки влезла в джинсы, натянула майку с эмблемой футбольной команды, но перед кроссовками опять застыла — ну, надену я их, и куда пойду?

А блудливая рука уже вытаскивала из шкафа дорожную сумку «Куда мы едем?», — спросила я себя саму, все еще не зная ответа, хотя вторая рука уже присоединилась к первой, деловито снимая с полок нижние и верхние одежки, необходимые буржуазной телке для далекого путешествия.

Ответ пришел сам собой, пока я укладывала сумку с привычной тщательностью, привитой мне папиным воспитанием, — в противовес бабушкиному, пренебрегавшему всеми разумными правилами экономной упаковки. Был этот ответ так очевиден, что я даже не удивилась — ведь это был единственно возможный вариант. Я ехала в Байройт!

Мой избранник погиб, потому что должен был увидеть Байройт, не дожидаясь конца тюремного срока. Чтобы дописать роман, ему необходимо было вдохнуть воздух Байройта и пройтись по внутренним галереям знаменитого вагнеровского дома, построенного по личному проекту композитора.

Он погиб и не дописал роман. Он погиб, и мы разминулись. Ну и что, пусть разминулись, — он, даже мертвый, остается моим избранником. Зато теперь в моей жизни появилась цель — я сделаю все это за него. Вернее, рука об руку с ним. Я возьму с собой его залитую кровью тетрадку и, прижимая ее к сердцу, вдохну воздух Байройта и пройдусь по внутренним галереям знаменитого вагнеровского дома.

И мы вместе допишем роман о Михаиле Бакунине и Рихарде Вагнере!