Юлия Андреева - Карл Брюллов

— Выпускная золотая медаль давала право на поездку за границу с пенсионом. Штука более чем привлекательная, — начал Карл, едва я оторвал его от чаепития и призвал заняться делом. — Отчего же всякий учащийся Академии, да и не учащийся, но художественным делом занимающийся, — покосился в мою сторону: не обидел ли ненароком? Не обидел. Продолжает дальше. — Отчего же все мечтают об этой командировке, ради которой приходится отрываться от всего привычного, от семьи, друзей, и тащиться… — он несколько раз махнул рукой, как бы заранее зарекаясь рассказывать о превратностях судьбы и о тех неприятностях, которые в дороге путешественнику встретиться могут. — По окончании Академии, что может ждать свободного художника? Если за время обучения он стал знаменит, завел необходимые знакомства или добрейшие учителя стремятся ему потрафить в этом деле, стало быть, будет он получать заказы от частных лиц или от обществ, малевать портреты, возможно, совершенно неинтересных ему людей, расписывать церкви, писать образа. А нет… начнет бегать по урокам или пристроится к какому-нибудь художественному ремеслу — по дереву резать, ткани для театра раскрашивать, да мало ли что еще.

Пенсион для того и платят, чтобы ты, о хлебе насущном не заботясь, учился и творил! Свой почерк, свою индивидуальность выказал, чтобы потом уже и…

Одно плохо: в Европе в то время было неспокойно. В Неаполе карбонарии (угольщики) устроили военный бунт. Некто Лувель во Франции зарезал герцога Беррийского, племянника короля Людовика XVIII, когда тот, покинув зал парижской Оперы, собирался уже уехать домой. Герцог едва успел усадить супругу в карету. Поговаривали, что, пронзая герцогскую печенку длинным ножом, Лувель держал жертву за шиворот. Что было сразу же отражено в карикатурном изображении, которое после тиражировалось во множестве.

Во Франции и Италии народ требовал конституцию, шествуя по городам с трехцветными кокардами карбонарских цветов (красного, черного и синего). Австрия наносила удары по неаполитанской армии, и в это же время над Турином поднялось и затрепетало в воздухе национальное знамя. Разбуженная князем Александром Ипсиланти Греция выступила против турецкого владычества.

В Испании Рафаэль Риего во главе батальона шел по Андалузии, провозглашая конституцию. Был разбит и с сорока пятью оставшимися от батальона воинами засел в горах, ожидая, когда брошенная им искра разгорится в пламя и когда это пламя охватит всю страну.

Мощные волны революционных взрывов достигли пределов отечества, взбаламутив мыслящую молодежь:

Вильгельм Кюхельбекер приветствовал греческих повстанцев. Через три года, в июле 1823-го, Байрон оставит Италию, чтобы присоединиться к греческим повстанцам, ведущим войну против Османской империи за свою независимость.

В это время нашему выпуску угораздило закончить свое обучение, я посватался было к дочке моего учителя Иванова, получил отказ, а стало быть, рвался поскорее убраться из Петербурга, дабы снискать немедленной славы.

Не желая нарушать закона, но одновременно с тем понимая, что, отпустив такого человека, как я, за границу, он невольно посылает меня в мир, в котором я либо сгорю заживо, оказавшись на пути несущихся коней свободы, либо сам примкну к карбонариям, Алексей Николаевич Оленин оказался лицом к лицу с непростой задачей.

Карл снова покосился на меня, лукаво подмигнув. Дело в том, что ходили упорные слухи, будто бы, ваяя коней для колесницы Славы [14] Нарвские Триумфальные ворота — памятник архитектуры стиля ампир в Санкт-Петербурге. Расположены на Площади Стачек. Построены в 1827–1834 гг. (архитектор Василий Стасов, скульпторы С. С. Пименов, В. И. Демут-Малиновский (колесница в группе Славы, фигуры воинов и двух коней), П. К. Клодт (первая серьезная работа) в память о героях Отечественной войны 1812 года. Высота — более 30 м, ширина — 28 м, ширина пролета — более 8 м, высота пролета — 15 м. , я вложил в это произведение столько вольнодумия, сколько его не было ни в стихах Кюхельбекера, ни нашего общего друга, покойного ныне Пушкина. Впрочем, животные есть животные, и их не спросишь, на чьей они стороне и какого мнения придерживаются об устройстве общества, желают ли конституции или ратуют за старый порядок.

— Оленин боялся, что меня либо убьют повстанцы, либо я, что не лучше, и сам заражусь бунтарскими идеями, — продолжил Карл. — Поэтому он вызвал меня в свой кабинет, где в свойственной ему сдержанной манере объявил о невозможности отправить ни меня, ни Александра за границу прямо сейчас, предложив вместо командировки остаться еще на три года в Академии для дальнейшего усовершенствования. Практика более чем обычная.

Но и это еще не все. Было принято решение, что всех медалистов этого года Академия отдает под надзор исполнительного академического инспектора. Это было ужасно!

Возможно, следовало смириться, как смирились другие, как смирились Александр и уже давно дожидавшийся своей очереди Федор, и согласиться пойти под надзор, но попросить, чтобы этот самый надзор осуществлял один из любимых учителей: Иванов, Егоров или тот же Угрюмов, писавший на исторические сюжеты. Со всеми профессорами я был в приятных или даже дружеских отношениях, и их надзор вряд ли перерос бы для меня в диктат и тиранию. Но… я уже сказал свое решительное «нет». Отступать было поздно.

С другой стороны, теперь я должен был слушать бесконечные попреки отца и выговоры матушки, для которых мой отказ Оленину был мальчишеской глупостью и необоснованным бунтом. На счастье, брат Александр как раз в ту пору пожелал отделиться от семьи. Давно, еще в Академии, Саша склонялся к архитектуре и теперь, живя под надзором профессора Михайлова, создал проекты конюшен, фонтана, павильона у воды, а также был определен в комиссию по перестройке Исаакиевского собора с чином художника четырнадцатого класса и квартирой!

Вот эта-то квартира и манила меня больше всего, хотя вру, не только это. Еще возможность попробовать жить без матушки и батюшки, поглядеть на строительство, подышать свежей краской, полазить по строительным лесам… да мало ли что еще.

Собрав свой скарб, который по большей части составляли ящики с красками, палитры, свернутые в рулоны чистые холсты, альбомы, карандаши, всевозможные чертежные приспособления и все, что было пригодно для занятий живописью, мы переехали из дома на Средней линии Васильевского острова к подножию перестраиваемого французом Монферраном собора.