Юлия Андреева - Карл Брюллов

Я пленился, очаровался ее юностью, написал ее портрет у рояля, а уже потом сделал предложение. Не скажу, что папенька Эмилии Федеровны принял его с большой радостью, но, должно быть, моя слава и известность сыграли роковую роль, так что, в конце концов, он был вынужден согласиться отдать за меня дочь. Я был на седьмом небе от счастья, занялся обустройством дома, готовил пышную свадьбу, когда… Надо сказать, что во время подготовки к таинству венчания и свадьбе я ни разу не оставался наедине со своей невестой. Это должно было показаться мне подозрительным… даже возмутительным…

И что же… буквально накануне венчания, когда я, повинуясь бог знает откуда взявшемуся порыву, заехал в дом к своей обожаемой суженой, она вдруг кинулась мне в ноги и со слезами на глазах поведала ужасающую тайну, тяготившую ее долгие годы. Увы, моя невеста не была девственницей. Но это еще не все. Ошибку юности я бы мог простить, поверив в то, что нас ожидает долгая, счастливейшая жизнь.

Но… видя ее стыд и раскаяние, я потребовал немедленно открыть имя любовника. Нет, я не собирался вызывать его на дуэль, просто не хотел подозревать каждого. И… — Карл замолк, порывисто закрыв лицо руками, так что я решил, что он снова плачет. — То, что сказала Эмилия, было настолько ужасно, что поначалу я отказался верить. Любовником, причем постоянным любовником Эмилии, был ее родной отец. Человек, из рук которого у святого алтаря я должен был получить свою будущую жену. Я не мог… не то что вызвать его на дуэль, но даже пощечина, и та немедленно отразилась бы на репутации Эмилии, а, следовательно, ударила бы и по мне.

Не зная, что делать, я хотел бежать куда глаза глядят, отменив венчание, но Эмилия зарыдала в голос, прося спасти ее от тирана, забрав в свой дом и оградив, таким образом, от дальнейшего поругания и насилия. Что я мог сделать? Признаться, мы, мужчины, никогда не считали чем-то зазорным иметь и дюжину возлюбленных, но это… как подумаю, мороз по коже… — Его передернуло. — Разумеется, я мог отказаться — и был бы прав! Но Эмилия, что стало бы с ней?

— В общем, вы приняли нелегкое решение и согласились на этот брак. Это благородно! — Я пожал его руку. — Полагаю, что именно желая выгородить себя, отец Эмилии Федеровны теперь и обвиняет вас в жестоком отношении к его дочери. Поэтому он и забрал ее вновь к себе. И вы? Вы не пытаетесь вернуть жену домой силой? Возможно, находясь в руках отца, она готова обвинять вас в любой гнусности, но вдали от него… — я посмотрел на Карла, лицо которого покраснело, а на лбу вздулись темные вены.

— Мы начали свою семейную жизнь. Я уходил в Академию или на строительство церкви Петра и Павла, ее ставит мой брат Александр, но алтарный образ заказан мне. Однажды, вернувшись в свой дом, я застал там… — он развел руками, звонко хлопнув по коленкам. — Эмилия сказала лишь часть правды. Ее отец не просто был ее любовником, он не переставал оставаться им даже после того, как Лотти стала моей законной супругой! Я застал их вместе, после чего они оставили мой дом и теперь поносят меня на каждом углу, требуя, чтобы я выплачивал ей ежемесячное содержание. Эмилия демонстрирует следы жестоких побоев, ее отец требует расплаты!

Вы должны собратья и изложить все это на бумаге, как требуют от вас.

На бумаге?.. Мне проще не холсте… — он виновато улыбнулся. — Я даже письма писать не люблю… а вот читать очень люблю и даже ученикам своим вменяю в обязанность читать мне во время работы книги. Разные, совсем разные… меня многое занимает, не подумай, что только стишки да романы… Чтобы создать картину на исторический сюжет, необходимо знать историю, летописи, быть в курсе работ археологических экспедиций… м-да… меня и науки многие занимают, в частности, астрономия, археология, ботанику люблю послушать, по географии…. и вообще…

К тому же… тут ведь нельзя просто пересказать историю нашего знакомства, мол, господин X познакомился с девицей Y, ерунда какая-то получается. А ерунды и не должно быть. Тут нужно с самого начала поведать, кто я такой, откуда родом, о семье упомянуть, об Академии, о моих наградах, наверное… — он смущенно улыбнулся. — Даже не знаю… С одной стороны, получается, будто я хвастаю, но с другой… не на дороге же я их нашел. Пожалованы лично государем, Академией художеств, да и отправиться за границу на четыре года за счет Общества поощрения художников [3] Императорское Общество поощрения художеств (ОПХ), существовавшее в Санкт-Петербурге до 1929 года, было старейшим в России. Его история отсчитывается с 1820 года, до 1875 года оно именовалось Общество поощрения художников. Общество было основано группой меценатов (И.А. Гагарин, П.А. Кикин, А.И. Дмитриев-Мамонов и др.) с целью содействия развитию изящных искусств, распространению художественных познаний, образованию художников и скульпторов и т. п. На гранты Общества (так называемый пенсион) за границу для обучения ездили молодые художники (А.А. Иванов, К.П. Брюллов, А.П. Брюллов), оно способствовало освобождению талантливых художников от крепостной зависимости, выплачивало материальную поддержку (братья Чернецовы, Т.Г. Шевченко, И.С. Щедровский и многие-многие другие). — немалое дело. Правда, пробыл я там не четыре, а все четырнадцать лет. За это время отца, мать и младших братьев утратил. Я — четырнадцать, а брат — восемь, если быть точным. Но это ведь тоже важно. Как считаете? Это ведь тоже меня характеризует?

Я тотчас согласился с доводами Брюллова, предложив занести награды в отдельный список, дабы затем можно было специально заглянуть и убедиться, какого заслуженного человека предстоит судить. Тут же я вооружился письменными принадлежностями и, устроившись за столом, попросил Карла рассказать о себе все, что тот считает нужным, но с тем, что я буду задавать вопросы, на которые он должен будет, по мере возможности, отвечать четко и правдиво.

— Итак, с чего же начнем? — спросил я, едва Карл развернул свое кресло таким образом, чтобы мне не пришлось всякий раз к нему оборачиваться. — Как я понимаю, вы получили медаль по окончании Академии?

— Именно так. — Брюллов просиял. — Но перед этим моего «Нарцисса» удостоили золотой медалью первого достоинства. Можете проверить, там так и написано: «Карл Брюлло…». Не Брюллов, а Брюлло, тогда так величали. В академическое собрание картину не взяли, но назначили к свободной продаже. Мой учитель, Андрей Иванович Иванов, мне через много лет рассказывал, что приобрел сей холст через подставное лицо. Учитель — картину ученика! А до этого «Великодушие государя» отмечалось и после «Явление Аврааму у дуба маврийского трех ангелов», но это уже выпускная программа. — Он поднял указательный палец. — Сам его сиятельство князь Голицын, обер-прокурор Священного синода, министр Алексей Николаевич Оленин награды вручали. Какие люди! Все медали, заслуженные во время обучения, выдавали в один день, в выпускной. «1821 года сентября 16-го дня… при игрании на трубах и литаврах»… Представь себе — получить пригоршню медалей! Вот отец-то радовался! Выпив, изрядно речи произносил, только что не плясал от счастья. Сестер расцеловал… младших братьев на руках носил и подбрасывал к потолку, вот только меня не обласкал даже за золото, честно добытое. Впрочем, я давно к тому привыкший. Отец меня за всю мою жизнь, должно быть, раз и поцеловал, когда мы с Александром за границу на четыре года собирались. В тот день я отца и мать в последний раз и видел.