Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)

Тут двери открылись и в комнату вошел верховный понтифик — Папа Пий VII в сопровождении кардинала Ганнибала делла Дженга — папского нунция при дворе Бонапарта (впрочем в ту пору он еще не был нунцием, а только — полномочным послом). Я уже говорил, что тогдашний Папа не имел никакого веса в собственной резиденции. Прочие кардиналы ненавидели его за скрытое вольтерьянство, французы же презирали за то, что он — единственный изо всей курии согласился прислужить Антихристу и — ни во что не ставили. Всеми же делами фактически заправлял корсиканец по матушке — делла Дженга, коий в свое время был настоятелем собора в Аяччо и с тех пор пользовался безусловным влиянием на корсиканцев.

Делла Дженга более чем учтиво раскланялся с незнакомцем и я тут же отбросил двух из четырех возможных обладателей лампасов, — они не имели довольного веса, чтобы согнуть спину такому человеку, как делла Дженга. Из двух оставшихся один, по урокам в Колледже — не подходил по росту, другой же…

Вот оно — граф Фуше по одному странному и весьма невнятному рассказу матушки был произведен в члены Братства — одновременно с нею и Фрескобальди! Потом он вроде бы — публично отрекся от прошлого, но… У меня от обилия мыслей просто голова пошла кругом!

Первосвященник тем временем взял быка за рога:

— Подите ко мне, сын мой. Давно ли вы принимали Святое Причастие?" — в словах прелата звучала угроза и я поспешил отвечать:

— Я верую в Господа Нашего и когда речь идет о борьбе верующих с Антихристом, — стоит ли обращать вниманье на мелочи?

Главный католик зорко взглянул на меня и у меня по спине побежали мурашки, — если б его сейчас не приперли к стене якобинцы, он, не колеблясь, содрал бы шкуру с лютеранина, осмелившегося прокрасться в твердыню папистов.

Старикан был в самом соку и я не сомневался в том, что при случае он сам мог бы проделать сию операцию, — особенно если бы ему помогли делла Дженга и Фрескобальди. Оба иезуита были здоровые мужики. Да и граф Фуше был тоже — не барышней.

Лишь большая, чем ко мне, ненависть к якобинцам остановила самый мрачный для меня исход. Прелат лишь ударил себя кулаком по ладони другой руки и хрипло выдохнул:

— Ваша мать ведет двойную игру! Она хочет быть любезной всем и в первую голову Бонапарту! Меня умоляют объявить крестовый поход против всего жидовского племени, тем более что к ним благоволит Бонапарт, — коль ваша мать не изменит своей позиции, мне придется пойти и на сей шаг.

Я не сдержал иронии:

— Ваше Святейшество, как на сие посмотрит сам Бонапарт, тем более что он, как вы сказали — благоволит евреям? Но дело не в том, — если мы завтра свернем нашу торговлю, — вам же первому станет нечего кушать. И что тогда?" — я рисковал необычайно, но сердце мне подсказало, что Папа был по сути своей — человек слабый.

Хоть я и лютеранин, но вместе с католиками думаю, что в дни падения Рима в корзины упали головы пятидесяти лучших епископов и кардиналов. Люди же "новой Ватиканской формации" приехали позже — в обозах победительной французской армии.

Если французские генералы от жандармерии свободно разгуливали по Ватикану, Папа мог сколь угодно разглагольствовать про любой крестовый поход. Истинное положение вещей было заключено в том, что гордый кардинал делла Дженга низко кланялся жандарму Фуше, а это — что-то, да — значило.

Поэтому я продолжал:

— Восстановление Истинной Веры в сердцах французов — вот истинная цель наших помыслов. По-христиански ли морить голодом их заблудшие души? А вместе с нашими кораблями и дешевыми товарами русских на сию — забытую Богом землю прибывают и истинные миссионеры, несущие людям — Слово Божие.

— Жидовские прохиндеи, несущие яд — лютеранства", — определенно у папы в тот день болел зуб, иль его любовницу жандармы в очередной раз уволокли тискать в участок. Я знал одного субчика, кто похвалялся, что переспал со всеми "барышнями", обещая им в ином случае — знакомство с Госпожой Гильотиной. Благородные дамы поголовно предпочли знакомство с "господином из штанов" якобинца — сей веселухе. Ах, сии милые дамы…

Тут кардинал делла Дженга, коему кардинал Фрескобальди всю дорогу делал разные знаки, наконец вставил слово в сей разговор:

— Господа, оставим бесплодные споры. Милорд Бенкендорф сдружился с хорватами и сим доказал, что открыт к диалогу и голосу разума. У нас есть общий враг — "просветители" и мы должны заняться вопросами восстановления Веры во Франции, а уж потом — все прочее. Не так ли — Ваше Святейшество?

Папа потихоньку взял себя в руки, — немудрено — все злейшие враги Бонапарта были лютеранами, иль — православными, католиками же из них можно считать лишь — австрийцев, но вот австрийскую армию в счет брать не следовало. По крайней мере — на поле боя.

Главной проблемой Престола в сих обстоятельствах было то, что якобинцы ни в грош не ставили власть Вечного Города и унижали папу, чем могли. Враги ж Бонапарта и союзники Папы — все, как один, были — враги католической церкви. Папистам было непросто на сей Войне!

Уже вполне смирным тоном папа спросил меня:

— Коль случится большая Война, чью сторону примет Рига?

Я, не задумываясь, отвечал:

— Сторону России и Пруссии. В Пруссии остались родственники большинства из рижан, в России — наши гешефты. Если Россия проиграет эту Войну, мы все можем строем идти на паперть. Если же мы дадим в обиду Пруссию, прадеды наши перевернутся в гробах и проклянут потомков, не пришедших на помощь братьям своим.

— Но вы дружны с юным Дибичем?

— Мы уважаем и дополняем друга друга в командованьи.

— Если вашим хорватам придется драться с православными сербами? Что тогда?

Я вскинул руку в хорватском приветствии и выкрикнул:

— На Белград! Смерть туркам, смерть сербам!

Понтифик внимательно выслушал меня, пытаясь уловить на моем лице хоть гран фальши, но я отвечал с чистым сердцем, так что прелат милостиво кивнул головой и протянул руку для поцелуя. В следующую минуту он уже вышел из комнатенки, а за ним последовал делла Дженга. Фрескобальди же спросил у меня:

— Почему вы не готовы поддержать Бонапарта, даже несмотря на Кодекс, в коем особо оговорены привилегии для евреев?

— Я не вижу там привилегий. Там всего лишь нет статей ущемляющих моих Братьев. Только лишь и всего. И как вы слышали, — мы не готовы воевать с Францией, или каким-либо образом желать ей зла. Речь лишь о том, что мы готовы защищать целостность России и Пруссии перед лицом любой внешней агрессии.

Если бы Бонапарт выказал себя — по-настоящему мудрым правителем, он смог бы обуздать аппетиты своего быдла. Добился он уж немалого, — пора и Честь знать.

Якобинцы, разрушая существующий рынок, не предлагают ничего нам взамен. Их нувориши не умеют торговать и не хотят учиться сему, — зато за последние пять лет сии умники реквизировали товаров на три миллиона гульденов — лишь у нашей семьи. При сем они говорят, что это было сделано в пользу трудового народа, но реально деньги пошли в карман казнокрадам. Спросите у графа Фуше — он подтвердит мои обвинения!