Евгений Богданов - Поморы (роман в трех книгах)

— Да иди скорее-то! Выстудишь тепло.

Родион плотно прикрыл за собой дверь.

— Здравствуйте, гости дорогие! — приветствовала их Фекла. — Проходите, милости прошу. Спасибо, что уважили…

— К тебе, Феня, я бы бегом прибежал, — весело отозвался предсельсовета. — У нас с тобой давняя дружба. А ну-ка, ну-ка, покажись! Экая нарядная да молодая.

Он обвел взглядом зимовку, и вспомнилось ему, как давно, еще до войны, он стоял вот так, а перед ним — Фекла, молодая, статная, полная сил. Она просилась к нему в бригаду рыбаков на полуостров Канин. А потом предложила ему, как добрый знак, иконку Николы морского… И еще вспомнилось, как она, подозвав его к комоду — вот к этому самому, — распустила перед зеркалом свои великолепные косы…

Родион тихонько вздохнул, улыбнулся, пригладил усы, прошелся расческой по волосам, которые были уже не столь густы, как в молодости, и, поймав настороженный взгляд жены, сел рядом с Федором. Кивнув на гармошку, сказал:

— Эх, сыграл бы, кабы две руки! Жаль. Теперь я могу играть только на Густиных нервишках…

— Не беспокойся, отыграюсь, — с вызовом ответила Густя и стала прихорашиваться перед зеркалом.

— Бог с вами! — отозвалась хозяйка, подбавляя в самовар угольев. — Чего вам на нервах друг у друга играть? Живите в любви да согласии.

— Так и живем, — отозвался Родион.

На пороге появился неожиданный гость — новый директор школы Суховерхов. Он, видимо, стеснялся, потому что с хозяйкой еще не был знаком. Панькин, который привел Суховерхова, легонько подталкивал его в спину.

— Смелее, Леонид Иванович. Тут все свои.

За ними вошел Митенев. Фекла приветствовала их:

— Проходите, проходите. Гостям — почет, хозяину — честь! Давайте я вам помогу, — она хотела было принять у Панькина полушубок, но тот глазами показал на директора школы:

— Лучше помоги ему. Он застенчив.

Пальто у директора было тонкое, осеннее, и Фекла удивилась: Как легко одет! Не простудился бы… Повесила пальто и провела Суховерхова в красный угол, посадила на лавку.

Митенев, сдержанно улыбаясь, пожал ей руку.

— С днем рождения, Фекла Осиповна!

— Спасибо, спасибо…

— Дай-ка я тебя приласкаю, пока жена не видит, — Панькин обнял Феклу и троекратно с ней расцеловался. — Вот как сладко! И приятно… В тебя, Феня, влюбиться можно.

Гости засмеялись, а Фекла сказала:

— Какая уж теперь любовь, Тихон Сафоныч. Все мы стареем…

— Ну-ну! Не нами сказано: седина в бороду… — Панькин, как показалось Фекле, многозначительно посмотрел на Суховерхова. — Вот какая у нас именинница, Леонид Иванович. Королева!

— Какая уж там королева! Скажете тоже, — засмущалась Фекла.

Ей было приятно, что пришел директор школы, уважаемый и образованный человек. На вид Суховерхову можно было дать лет сорок пять. Появился он здесь недавно, перед Новым годом, когда прежний директор Сергеичев уехал на родину.

— Прошу к столу, — пригласила Фекла.

Пока рассаживались, подошли еще Дорофей Киндяков, Семен Дерябин и Немко, который принес Фекле особый подарок: собственноручно сделанную деревянную птицу с развернутыми узорными крыльями и резной грудкой. Попросив молоток, гвоздик и нитку, он подвесил птицу под потолок над комодом. Словно из сказки прилетев в зимовку Феклы, она замерла, паря в воздухе.

— Угощайтесь, пожалуйста, — радушно обратилась к гостям хозяйка.

За столом стало оживленно. Гости, как водится говорили приятные слова, желали хозяйке счастья и благополучия, а она благодарила и также желала всем доброго здоровья.

Впервые столько гостей собралось в ее доме за столом, и Фекла была довольна и рада тому, что у них хорошее настроение, что они веселятся и шутят, и угощала всех от души. Она присматривалась к гостям и примечала, что за последние годы все они изменились внешне. Не то чтобы уж очень постарели, нет, но производили теперь впечатление зрелых, умудренных опытом людей. Ведь если разобраться, то они, ее сверстники, и есть старшее поколение, по которому равняются те, кто помоложе.

Годы идут, люди внешне меняются, а характеры остаются прежними. Вот и Родион Мальгин все такой же — и строгий и шутливый в зависимости от обстоятельств. В сельсовете за своим красным столом он кажется серьезным, сосредоточенным. А вне работы — свойский парень, в котором узнается тот Родька, что, бывало, пацаненком плавал на паруснике и получал тычки от кормщика и от хозяина, если что-нибудь у него не клеилось. Правда, после войны, как заметила Фекла, Родион стал добрее, мягче.

Дорофей — тот изрядно постарел, ссутулился, и на лице обозначилась сеть морщин. Но он по-прежнему с достоинством бывалого, знающего себе истинную цену морехода носил свою поседевшую голову и, как прежде, любил порассуждать о политике, а иногда и перекинуться острым словцом. Шуточки у него были особенные, с глубоким смыслом, со значением, с подковыркой. Фекле они нравились. Она ценила и деловой разговор, и шутку.

Радовалась Фекла, глядя и на свою подружку Соню, которая вышла замуж за Федора поздновато, когда уж обоим было за тридцать, — помешала война. Зато теперь они жили душа в душу. После того как Федор осенью попал в шторм на взморье, Соня не отходила от кровати, пока муж не поправился, и потом запретила ему плавать в море, опасаясь потерять его. Теперь он дежурил сменным мотористом на электростанции.

Семен Дерябин, как он говорил про себя, добивал теперь седьмой десяток. Фекла помнила, как, бывало, в первый год войны на семужьей тоне они вдвоем работали у неводов. Уставали так, что еле выбирались из-под берега на угор, к избушке. Она тогда оберегала Семена, стараясь делать за него работу потяжелее, а он заботился о ней. Семен считал ее как бы своей старшей дочерью, а Фекла относилась к нему, как к отцу.

— Вот что, именинница, — прервал размышления Феклы Панькин. — Правление колхоза решило отметить тебя Почетной грамотой и выдать денежную премию как ударнице пятилетки. Это мы сделаем на собрании. И еще: я нашел тебе работу на берегу. Помнишь, обещал? Хочешь заведовать молочнотоварной фермой?

Гости одобрительно зашумели:

— Это хорошо!

— Она справится.

— Поздравляем!

Фекла же не знала, радоваться ей или огорчаться тому, что Панькин предложил ей такую хоть и важную, но хлопотную должность. Ей, сказать по правде, хотелось на склоне лет иметь работу поспокойнее. И в то же время было лестно, что ей доверяют. К тому же ферма — дело знакомое. И все же, подстраиваясь под общее веселое настроение, она сказала с вызовом:

— Это как же, Тихон Сафоныч, — сам на пенсию, а меня в хомут? Вот так удружил своей-то любимице…

Гости засмеялись, а Панькин удивился:

— Почему хомут? Ферма — важный участок в хозяйстве, и нужна там опытная рука. А ты смолоду за коровами ходила, еще у Вавилы, тебе — доверие и почет.