Рафаил Зотов - Два брата, или Москва в 1812 году

Через полчаса возвратился он с врачом, но Зембина была уж в своей спальне, куда отправился доктор с мужем, а Сельмин остался в кабинете генерала. Через четверть часа Зембин воротился угрюмый, печальный, безмолвный… Сельмин ожидал от него расспросов о встрече с Сашею, но старик молчал и на вопрос Сельмина о здоровье Веры Николаевны отвечал сухо:

– Ничего! пройдет!

Сельмину больше нечего было делать, как проститься и уехать. Но все случившееся так глубоко поразило его, что он не решился ехать к Леоновым, которые с нетерпением ожидали его, чтоб узнать о последствиях рокового свидания.

К вечеру приехал к Сельмину сам Зембин.

При входе его Сельмин предвидел, что надобно готовиться к объяснению.

Разговор, разумеется, начался с того, что Сельмин спросил о здоровье Веры Николаевны.

– Ей лучше, да мне-то, братец, хуже, – угрюмо отвечал Зембин.

– Что ж случилось?

Генерал печально покачал головой и не отвечал. На лице его заметна была внутренняя борьба. Ему не хотелось нарушить молчания, которое он столько лет сохранял, а между тем он чувствовал также необходимость узнать от Сельмина то, чего он сам не мог добиться от жены. Он даже надеялся успеть в этом, не высказывая всей своей семейной тайны Сельмину. Но, подавляя сильное волнение чувств, он не предвидел, что первая капля, переполнившая сосуд, непременно увлечет за собою целый поток. В груди его кипела огненная лава; она уже поднималась к своему кратеру; одно мгновение, и она должна была вылиться через края губительною струею.

Видя, что Зембин ничего не отвечает на вопрос о здоровье жены, Сельмин начал самый обыкновенный, сухой, прозаический разговор. Он спросил его что-то о постороннем предмете, но тот продолжал угрюмо ходить по комнате, не отвечая ни слова. Оставалось действовать открыто.

– Что с вами, генерал? – спросил наконец Сельмин. – Вы так печальны, в таком волнении… С вами, верно, что-нибудь случилось.

– Да, братец! – отвечал наконец Зембин с глубоким вздохом. – И за этим-то я к тебе приехал… Ты, наш давнишний друг, должен отвратить от нашего дома ужасное несчастие, которое ему, может быть, угрожает.

– Боже мой! Говорите, приказывайте… Я на все готов…

– Я и сам еще не знаю… Твоя дружба должна объяснить и открыть все дело! Кто тот мальчик, который подошел сегодня после обедни?.. Знаешь ли ты его или нет? Говори просто и откровенно.

– Знаю… и я даже Вам несколько раз говорил о нем мимоходом. Это студент здешнего университета… брат прекраснейшей девушки… которая очень похожа лицом на вас…

– Знаю, братец, знаю… только что это не может быть он… то есть не она… то есть… Одним словом, я опасаюсь встречи только с одним существом… другого же тут быть не может…

– Я вас не понимаю…

– Не мудрено… я и сам не знаю, что говорю, только дело вот в чем… Хочешь ли ты доказать мне свою дружбу? Хочешь ли исполнить мою просьбу?

– Что за вопрос? Скажите только, что надобно делать?..

– Узнай мне самым верным образом, кто этот мальчик… кто его… отец? откуда он взялся? где воспитывался? Одним словом, мне нужно знать не теперешнюю его жизнь, а историю его детства… Понимаешь?..

– Очень понимаю – и ваше поручение очень легко исполнить… Он всякий день бывает у Леоновых, которые знают все подробности его жизни и детства… Они мне даже рассказывали об этом, но я вовсе не любопытствовал… Помню только, что он сирота и живет милостями одного дяди, весьма странного человека, который живет пустынником всю свою жизнь…

– Пустынником! – вскричал Зембин почти в исступлении. – Так это он!

– Кто он?

Этот вопрос мгновенно охладил видимое бешенство Зембина. Он чувствовал, что надо открыть Сельмину все, – а это было сверх сил его. Он замолчал и в ужасном волнении начал ходить по комнате. Сельмин видел, что настойчивость может все испортить, и потому решился продолжать разговор, как будто не замечая скрытности Зембина.

– Что же касается сестры его, – продолжал Сельмин с видимым равнодушием, – то она живет в подмосковной или калужской деревне у какой-то тетки.

– Что за гиль, братец? – перебил его Зембин. – У него не может быть сестры…

– Помилуйте… Да я ее сколько раз видел… Вы сами даже… Вспомните только на бале…

– Эх, братец, помню… Только это вздор… быть не может… Впрочем, узнай хорошенько об этой сестре… Мы увидим… Я все открою…

– Вот тут поручение ваше будет гораздо затруднительнее… О молодом человеке Леоновы рассказывают охотно все, что вам угодно, но о сестре его они ужасно скрытны и молчаливы… Признаюсь вам, что я без ума от этой девушки, и, несмотря на все мои старания, ничего не мог выведать о ней… Это какое-то таинственное существо…

– Сам черт тут не поймет ничего! – вскричал опять Зембин с величайшим гневом. – Все сказки, басни… Я с ума сойду. Что мне делать? Я этак ничего не узнаю… Осталось одно средство… Послушай, Александр Петрович… я тебя избавлю от всех хлопот и поручений… только вместо того свези меня сам к Леоновым и заставь их при мне, как умеешь, высказать все, что они знают об этом мальчишке… Можешь ли ты это сделать?

– Очень охотно, генерал… В этом не может быть никакого затруднения… Хотите сейчас ехать?

– Пожалуй… Да примет ли старуха? Не обидится ли вопросами?..

– Принять вас требуют учтивость и приличие… а вопросы ведь будут касаться не ее семейства… Ей никто не вверял никаких тайн насчет этого молодого человека… То, что она знает, могут, вероятно, и все знать… Поедем!..

Они отправились. По лицу Зембина заметно было, что сердцу его стало легче; он отдохнул, как будто грудь его облегчилась от какой-нибудь тяжести. Он рад был, что расспросы Сельмина не принудили его открыть тайну, которую он столько лет скрывал от всего света. Хотя он и чувствовал, что в разговоре с Леоновой он будет вновь принужден коснуться этой струны, но тут надеялся, что ему легче будет сохранить свою тайну, нежели с Сельминым, который гораздо более имел права на его откровенность. Между тем он, однако же, дорогою начал придумывать нить предстоящего разговора самым дипломатическим образом. Сельмин, с своей стороны, не делал ему никаких вопросов и надеялся, что любопытство и опытность старухи Леоновой гораздо лучше его выманят у Зембина роковую тайну.

Когда они приехали к Леоновой, то Сельмин хотел предупредить старуху и рассказать ей, в чем дело, но та давно уже с величайшим нетерпением ждала вестей и сидела у окна. Она удивилась и обрадовалась, увидя Сельмина вместе с Зембиным. До сих пор знакомство их было только бальное, то есть что они друг друга обязаны были звать ежегодно раза по два во время зимних балов, теперь же посещение Зембина должно было, по-видимому, весть к ближайшему знакомству, – а женский инстинкт любопытства тотчас же внутренно убедил ее, что дело идет о той семейной тайне Зембиных, которую все московские старухи столько лет не могли выведать. Потому-то Леонова встретила своих посетителей как бы нечаянно при самом входе их в залу, и эта встреча расстроила, разумеется, все приготовленные фразы Зембина и Сельмина. Теперь уже они были в руках Леоновой и должны были следовать послушно за нею.