Рафаил Зотов - Два брата, или Москва в 1812 году

– А что, ваше благородие, не воротиться ли нам к генералу? – сказал Саше один из казаков, его провожавших.

С легкомысленною гордостию поднял Саша голову и спросил казака:

– А ты разве боишься?

Казак почесался и поежился.

– Не то, сударь, чтоб бояться, а мне не хочется задаром быть убитым, да и эта пушечная стрельба вовсе не по нашей части. Нашему брату где бы поработать пикою. Тут мы постоим за себя и не уступим никому, а уж пуль и ядер мы не любим…

Вдруг речь казака прервалась. Он слетел с лошади и, не испустив вздоха, упал мертвым к ногам своего коня. Ядро сорвало его, перервав пополам. Холодная дрожь пробежала по жилам Саши. Печально склонил он голову и тихо повернул лошадь, чтоб удалиться от этого зрелища. Проехав несколько шагов, каково же было его удивление, когда он увидел другого казака, сошедшего с лошади и снимающего что-то у мертвого товарища.

– Что ты там делаешь? – закричал ему Саша.

– Не беспокойтесь, ваше благородие, – отвечал ему казак. – Извольте ехать. Я сейчас догоню вас.

Саша продолжал путь, а казак через несколько минут прискакал назад.

– Что ты снял с убитого? – спросил Саша.

– Кожаный пояс и с груди бумажник, – спокойно отвечал ему казак.

– Да разве это можно? Разве тебя сделал он своим наследником?

– Все равно, ваше благородие. Уж это между нами водится…

– Водится? обирать своих убитых товарищей!

– Что вы, ваше благородие! Разве я для себя взял? Боже упаси! А мы из одной станицы. У покойника осталась мать-старушка да сестра в девках. Я при первой оказии перешлю им все, что бедняк собрал, а коли лишние будут, так и своих прибавлю.

– Это прекрасно! это бесподобно! ты славный малый.

– Помилуйте, ваше благородие! Всякий из нас то же самое сделает.

Саша замолчал. В короткое время увидел он и узнал столько прекрасных свойств простого русского народа, что ему почти совестно было самому перед собою. Он был в восторге от них, а эти люди почитали все это самою обыкновенною вещью.

Скоро доехал он обратно до генерала Тучкова и пересказал ему все, что видел. Тот с некоторою рассеянностью слушал его и беспрестанно смотрел в подзорную трубку. Видно было, что участь посланной бригады беспокоила его. Действительно, он приказал другому адъютанту скакать к резервной кавалерийской бригаде и двинуть ее на выручку пехоте, которой, по-видимому, приходилось худо.

С беспокойством ждал Тучков последствий этого нового движения и беспрестанно посматривал на бригаду.

– Славный народ! – сказал он с некоторою грустию. – Стоит и умирает. Если кавалерия не подоспеет, то они дадут себя перебить до последнего человека.

Вскоре, однако, лицо Тучкова прояснело. Неприятель был опрокинут и преследован до большой батареи. Тучков спешил отозвать войско, чтоб дать ему отдых и привести в порядок.

– Я знаю, что это будет ненадолго, – сказал он, – перед нами не такой неприятель, который бы позволил отдохнуть.

Предсказание его сбылось. Вскоре заметно было, что две новые колонны идут по этому же направлению. А далее по направлению к Бородину видно было еще какое-то неопределенное движение.

– Г-н адъютант, – вскричал Тучков, – скачите скорее к князю Багратиону и доложите ему, что менее нежели через полчаса корпус мой будет атакован несколькими неприятельскими колоннами. Мне нужно значительное подкрепление, иначе меня раздавят превосходством сил. Скачите, летите!..

С двумя казаками Саша снова пустился по задней линии войск и начал отыскивать князя. Зрелище битвы представляло по всей линии те же картины. Везде французы неслись с дерзостию на русские фланги и, попирая груды тел своих товарищей, врывались наконец в укрепления и новыми усилиями русских резервов были отбрасываемы назад. Везде люди валялись целыми рядами и никто не думал о жизни. Не было уже ни трусов, ни храбрых, было одно взаимное ожесточение, которое думало не о победе, а об истреблении противников.

Остановясь у опушки одного леска, на возвышении близ Семеновской деревни, на котором была построена большая батарея, Саша получил приказание дождаться тут князя Багратиона, потому что в эту минуту князь сам повел вперед большую резервную колонну к семеновскому оврагу и хотел возвратиться на прежний свой пост. В этом кустарнике, прикрытом от неприятельских выстрелов возвышенностию батареи, устроено было место для перевязки раненых. Какое-то безотчетное любопытство привлекло Сашу в этот кустарник. Он вошел туда, взглянул и почувствовал головокружение. Его поразил не страх, а ужас. В этом кустарнике навалены были груды человеческих рук и ног, отрезанных услужливыми врачами у раненых. Вид мертвых тел и громады раненых не столько бы поразили его, как эти ужасные обрывки человеческого тела. Он убежал от этого зрелища и спешил на батарею. Там увидел он большую часть поля сражения, но о ходе битвы нельзя было иметь ни малейшего понятия. Пороховой дым застилал беспрестанно все. Да и самые войска часто до того смешивались между собою, что нельзя было разобрать, которая сторона одолевает. Вскоре представилось ему самое печальное зрелище. Небольшая группа казаков и адъютант отделилась вдали от русских войск, препиравшихся у семеновского оврага, и приблизилась к кустарнику, где перевязывали раненых. Кого-то несли сюда на плаще, и печаль окружающей группы доказывала всеобщую любовь к раненому. Саша сошел с батареи опять к кустарнику и приблизился к этой группе. Одно слово показало ему все величие потери, которую сделала Россия в эту минуту. Раненый был сам Багратион. Спокойный и великодушный до последней минуты, он приказывал окружающим его скрывать рану свою от войска, чтоб солдаты не лишились бодрости, и требовал скорейшей операции над раненою ногою.

Между тем, увидя в группе около себя незнакомого офицера, он спросил Сашу, откуда он и зачем; тот донес ему о данном поручении.

– Да! и ему, бедному, приходится туго. Поезжайте назад и скажите Тучкову, что я о нем заботился, прежде нежели он ко мне прислал… Я уж давно послал к нему две свежие дивизии… Дай бог, чтоб он с ними мог удержаться… Скажите, что я ранен, но не опасно… Что сражение едва ли будет выиграно и что теперь его пост самый важный… Чтоб он сохранил его до последнего человека… От этого зависит спасение всей армии. Ступайте.

Саша поклонился, вздохнул, сел опять на лошадь и пустился к Тучкову.

– Боже мой! точно ли вы уверены, что князь не опасно ранен? – вскричал Тучков, выслушав рассказ Саши.

– Так по крайней мере он сам сказал мне, но если судить по печальному выражению всех окружающих…

– Это было бы ужасно! Это была бы самая важная потеря для всей России… Но авось бог милостив… Такие люди, как князь, слишком нужны для спасения отечества.