Рафаил Зотов - Два брата, или Москва в 1812 году

Однако же первый натиск французов разорвал передовые строи русской колонны. Зембин был впереди с Сашею, и в рукопашной схватке, которая произошла в первую минуту, французские солдаты, прорвавшиеся сквозь русский фронт, бросились на генерала и Сашу. Горсть храбрых окружила их и с отчаянием начала защищать, но чрез несколько мгновений они пали, и Зембин первый упал, пронзенный ударом штыка. В это мгновение Саша мужественно и ловко отбивался от трех солдат, но, увидя опасность отца, бросился к нему с яростию тигра и поверг двух французов, угрожавших ему своими штыками… В эту минуту солдат, поразивший Зембина штыком, размахнулся на него прикладом, и Саша, видя, что он никак не успеет подхватить этот ужасный удар, с отчаянием закричал французскому солдату:

– Остановись! Это отец мой.

Несмотря на всю ожесточенность боя, француз как бы от волшебного жезла остановился, медленно опустил ружье и, мрачным взглядом окинув Сашу с головы до ног, сурово сказал ему:

– Поди же возьми его!

И с этим словом тихо пошел назад. Но уже в эту минуту задние батальоны подбежали и непреодолимым натиском отбросили французов. Еще одно мгновение, и батарея была в их руках.

Саша подбежал к отцу, с воплем схватил его в свои объятия, поднял к себе на руки и с этою драгоценною ношею побежал с горы… Это было, однако же, одним порывом сыновней любви; он почувствовал, что колени его подгибаются и что он не далеко унесет отца. Вдруг Саша вздрогнул, остановился, зашатался, тихо опустил отца на траву и упал. Он был ранен…

Тогда отец, в свою очередь, закричал нескольким солдатам, и их обоих понесли с поля битвы.

Там, где перевязывают раненых, явился к ним доктор и немедленно осмотрел раны обоих… успокоил их, перевязал и советовал отдохнуть в какой-нибудь хижине до вечера.

Их понесли и положили в пустую, развалившуюся лачужку.

– Что ты чувствуешь, Александр? – тихо спросил отец, глядя на него с нежностью.

– Ничего особенного, – отвечал Саша. – Рана должна быть незначительная. Но вы, ради бога, скажите мне всю правду… Где, как вы ранены?..

– Э! Пустая царапина, больше ничего! Негодяй всадил мне свой штык в грудь… Но у меня шинель и сюртук на вате… на мне фуфайка, и удар не мог пройти глубоко. Я уверен, что через несколько дней встану… Вот только ты пугаешь меня… Дай бог, чтоб твоя рана не была опасна…

– Помилуйте… я, верно, скорее вас выздоровлю. Я молод, и моя натура… Ведь я уже был ранен и знаю…

Оба они замолчали и безмолвно глядели друг на друга. Хоть каждый из них старался улыбаться, но оба видели какую-то бледность и страдание на лицах один у другого и поняли свое состояние.

Между тем пальба замолкла. Сторожившие их солдаты пошли разведать об окончании сражения и вскоре обрадовали обоих раненых известием, что Париж сдался на капитуляцию и что русские вступают в эту европейскую столицу.

– Слава богу! – сказал Зембин… – Теперь нам будет веселее…

Мысленно доканчивал он свою фразу словом умереть, но не в силах был ее выговорить.

– Да, батюшка! – отвечал Саша. – Слава богу! мы теперь отдохнем…

«В могиле», – подумал он, но замолчал. И однако же, оба взглянули друг на друга и поняли то, чего не смели сказать.

Ввечеру зашел к ним доктор, которого солдаты где-то отыскали, но он не хотел снимать перевязки. Он им дал только успокоительных капель, приказав смотреть за ними всю ночь, и обещал прийти поутру.

Наступила ночь. Оба раненые заснули, и солдаты, поглядев на них, сделали то же. Все было тихо вокруг. Тоненькая свеча тихо горела в углу и издавала печальный свет. Только храпенье солдат нарушало тишину.

Около полуночи проснулся Зембин. Он чувствовал какую-то тяжесть во всем теле, какую-то неподвижность во всех членах, в груди же его что-то жгло и теснило. Он, однако же, молчаливо переносил страдания и смотрел на Сашу.

Через минуту проснулся и тот. Глаза их тотчас же встретились.

– Друг мой! Каково тебе? – спросил отец.

– Кажется, лучше… А вам?..

– Ты меня обманываешь, Александр. Твое лицо доказывает противное.

– Лишь бы вас сохранил бог! – прошептал Саша.

– О боже, боже мой! – сказал отец. – Если я за жестокость мою и недостоин был жить на свете, то за что же и он погибнет?

– Чтоб никогда не разлучаться с вами!

Зембин замолчал на минуту.

– Ты прав! – сказал он потом. – И я умру счастлив… Но твоя мать!.. ах! Для нее хотел бы я пожить вместе с тобою. Как бы мы были теперь счастливы!.. Что-то она теперь делает?

– Молится за нас…

Оба опять замолчали… Оба обратили в эту минуту мысли свои к богу и теплою молитвою умоляли его о милосердии.

– Милый друг мой! Каково тебе? – спросил опять отец.

– Хорошо, батюшка! Я готов!.. смерть и вечность не пугают меня.

– А я!.. О! я много, много виноват!.. Мой брат… жена… ты!..

– Все давно уже простили вам… а милосердие божие превыше всего…

– Сын мой! Милый друг мой! Дай мне руку.

С последним усилием жизни подал Саша отцу холодную свою руку. Судорожно схватил ее Зембин и прижал к губам своим. Саша не имел уже силы отнять ее, но другою медленно охватил шею отца и склонился к нему на плечо.

– Друг мой! Милый мой Александр! Где ты?.. Я тебя уже не вижу…

– Прощайте!.. Увидимся… Там!..

А между тем солдаты спали вкруг них богатырским сном.

Поутру нашли их мертвыми в объятиях друг друга.

А между тем русские при криках радости побежденного народа вступали в Париж… А между тем тот, кто называл себя преемником Карла Великого [8], терял трон и политическое существование!..

1850

Из русских прозаиков именно Р. М. Зотов, доблестно сражавшийся в Отечественную войну, посвятил войнам России с наполеоновской Францией наибольшее число произведений. Включенный в антологию роман «Два брата, или Москва в 1812 году», пользовался широкой и устойчивой популярностью и выдержал пять изданий.

Два брата, или Москва в 1812 году. Впервые – отдельным изданием (М., 1850). Печ. по изд.: Зотов Р. М. Два брата, или Москва в 1812 году. Спб., 1903.

О дьявол! как вы скачете, моя красавица! (фр.).

Наполеон воскликнул своему войску, что встающее солнце есть солнце Аустерлица. – См. прим. к «Наполеону» А. С. Пушкина.

Несколько сабель блеснули и вонзились в великодушного старца. – В основу положен подлинный факт героического поведения священника Сретенского монастыря, о чем также рассказано в «Походных записках русского офицера» И. И. Лажечникова.

Рассказ об этом поступке был напечатан в журнале «Сын Отечества». 1813 года.