Федор Зарин-Несвицкий - За чужую свободу

Лупоглазый вскочил и подбежал к костру.

– Чудно, – ни к кому не обращаясь, проговорил вахмистр, – вчера церкви Божий грабили, а ныне в друзья попали, да нас же и бранят. Чудно, – повторил он.

Лупоглазый принес котелок. Солдаты вытащили из‑за голенищ ложки, из‑за пазухи краюхи хлеба и принялись за ужин.

В стороне от солдат на пне срубленного дерева сидел князь Бахтеев, а рядом с ним на шинели лежал Новиков, подложив под голову руки, устремив глаза на звездное небо.

– Интересно знать, – прервал молчание Данила Иванович, – остановимся ли мы здесь у Бауцена, или пойдем дальше.

Новиков произнес свои слова тоном человека, которому, именно ему, нисколько это не интересно, а только хочется отогнать от себя какие‑то другие, важнейшие мысли.

– Почему же нет? – насмешливо ответил Левон. – Эти позиции спасли однажды Фридриха Великого после гохкирхенского поражения. Почему им не спасти и Фридриха маленького!

– Но то был Фридрих Великий и против него Даун, а это Фридрих маленький – и против него Наполеон. Это разница, – равнодушно возразил Новиков.

Князь пожал плечами и ничего не ответил. Наступило молчание. Его опять прервал Новиков.

– Дело при Люцене представлено как победа, – начал он. – Войска получили благодарность, граф Витгенштейн орден Андрея Первозванного, а генерал Милорадович графское достоинство, и Блюхер, Блюхер, этот старый вахмистр, – Георгия второго класса!

– Ну, что ж, – отозвался князь, – Милорадович заработал графство.

– Я не говорю про него, – ответил Новиков, – но Блюхер! Но делать из Люцена победу, а из Блюхера героя!

– Надо же утешить чем‑нибудь прусского короля: ему, бедняге, ведь хуже всех придется в случае неудачи. Опять надо будет приниматься за чистку сапог Наполеона, как во времена дрезденского съезда королей перед походом в Россию.

– Когда‑то все это кончится! – вздохнул Новиков,

– Ах, да не все ли равно! – угрюмо произнес князь. – Везде, всегда одно и то же, одна тоска, одна бессмысленность… Для чего эта война, эта кровь, для чего Наполеон и Александр, эта ночь и звезды и… – Он замолчал.

Молчал и Новиков, снова неподвижно глядя на звездное небо, вспоминая иную весеннюю ночь…

Говор смолк. Погасали костры. Солдаты, завернувшись в шинели, приткнувшись друг к другу, спали. Только немногие еще возились около лошадей или костров. Тихо шумел лес молодой зеленью. Веяло свежим дыханием весны, словно глубоко и мерно дышала земля, просыпаясь после зимнего сна к теплу и свету. И тоскливее, и больнее становилось одинокому сердцу.

– Ваше сиятельство, людей ведут с заставы, – прервал задумчивость друзей вахмистр.

Князь поднял голову, Новиков привстал на локте.

– Каких людей? – спросил Левон.

– Не могу знать, с первой заставы привели, – повторил вахмистр.

– Ведите сюда, – приказал князь.

В передовой заставе с полуэскадроном стоял Белоусов.

Через несколько минут на поляне перед князем появилась группа всадников, человек пятнадцать. Унтер – офицер с первой заставы, подъехав к князю, доложил, что эти люди – десять человек – были задержаны первой заставой. Они заявили, что принадлежат к прусской кавалерии и ищут свой отряд.

По приказанию Белоусова их направили сюда.

– Кто из вас старший? – спросил по – немецки князь, обращаясь к задержанным.

– Я, – ответил один из них.

Он соскочил с коня и быстро подошел к князю. Насколько можно было рассмотреть его лицо, это был совсем молодой человек, без усов, с длинными волосами. Он снял круглую шляпу, поклонился и проговорил:

– Фридрих Курт, бывший студент, теперь поручик разведочной сотни легкого конного ополчения при четвертой кавалерийской бригаде корпуса Иорка.

Молодой человек произнес эти слова звучным, отчетливым голосом. И самый тон его, и фигура – все внушало князю полное доверие. Он встал и вежливо ответил на поклон. Встал и Новиков.

– Мы очень рады, – весело продолжал молодой человек, – что наконец наткнулись на вас, ведь с самого сражения при Гросс – Гершене мы все блуждали среди неприятельских отрядов.

– Тем лучше, – любезно ответил князь, – вы отдохнете у нас, и мы укажем вам дорогу хоть приблизительно, так как мы сами точно не знаем, где находится в настоящее время корпус Иорка.

– Благодарю вас, – ответил Курт, – позвольте позаботиться о товарищах.

– Пожалуйста, – ответил князь.

Курт поклонился ему и Новикову и отошел.

– Какая разница между офицером ландштурма и офицером регулярной прусской армии, – невольно воскликнул Новиков.

– Зато они и не могут терпеть друг друга, насколько я замечал, – ответил князь.

Через несколько минут Курт вернулся.

– Со мной девять товарищей, – начал он, – три из них студенты из Гейдельберга, четверо из Иены, один художник и один архитектор. – Он засмеялся. – Как видите, компания не хуже всякой другой.

Этот юноша невольно внушал симпатию. Сбросив на землю плащ, он уселся на него, вынул из‑за пояса трубку, набил ее табаком и, взяв из потухшего костра тлеющий уголек, закурил.

– Вы, может быть, голодны? – спросил князь.

– Этого не могу сказать, – рассмеялся Курт, – нам дважды повезло. Нам дважды удалось захватить чьи‑то, по – видимому, генеральские экипажи, так как, кроме жареной дичи и паштетов, нашли в них еще и запасы вина. Нет, мы вполне сыты.

– Но как вы попали туда? – спросил князь.

– А после сражения под Гершеном, когда этот старый крикун Блюхер вздумал ночью напугать французов. Мы отпросились тогда к нему.

– Я слышал про это неудачное дело, – заметил Новиков.

– Еще бы удачное, – воскликнул Курт, – да этому Блюхеру я бы эскадрона не дал, не только армии. Прет всегда словно с завязанными глазами. Орет как сумасшедший: «Вперед, вперед!«А сам даже карт не умеет читать. Глуп и груб. А считает себя полководцем. Нет, вы подумайте, завел нас прямо в ров. Сколько людей перекалечилось! Правда, нам удалось, небольшой части, выкарабкаться, и мы ударили вперед. Мы проскакали, как по улице, по французскому биваку вплоть до самого императора. Я сам видел его. Он стоял у костра, заложив руки сзади под сюртук и расставив ноги. Его лицо было ярко освещено. Ну, конечно, тут поднялся целый содом. В одно мгновение перед нами стояли стеной гренадеры в медвежьих шапках. Назад уже не было пути. Как мы пробирались – не помню, и сколько полегло наших – не знаю.

– Ваших полегло очень много, это была бессмысленная выходка, пристойная разве юному сорвиголове, а не старому генералу, – заметил князь. – Кажется, только прусский король был в восторге от этого.

– Они пара друг другу, – с неожиданной серьезностью и горечью сказал Курт. – Блюхер считает короля великим королем, король считает Блюхера великим полководцем. Оба они ненавидят Шарнгорста, презирают Штейна и относятся с пренебрежением ко всему, что есть в Пруссии живого. Ведь этот король ненавидит свой народ и боится его, ведь его мечта уничтожить ландштурм и обратить весь народ в таких же кукол, как его излюбленные гвардейцы. – Курт встал. – Не смотрите на меня с таким удивлением, господа русские офицеры, что я так говорю, – горячо продолжал он, – но мы верим, что ваш император поднял войну за свободу народа, а не для усиления деспотической власти прусского короля! Потому что король, Блюхер и вся их придворная клика и их вымуштрованные куклы, которыми они гордятся, – ненавидят вас!