Артуро Перес-Реверте - Тайный меридиан

– У тебя биодрамин есть?.. Наверное, надо бы тебе принять что-нибудь от морской болезни до того, как мы выйдем в море.

– Это не твое дело.

– Ошибаешься. Если ты страдаешь морской болезнью, ты будешь бесполезным грузом на борту.

А это меня касается непосредственно.

Ответа не последовало, и Кой пожал плечами. До своего «рено», припаркованного на набережной, они шли вдоль пристаней. Лучи склонявшегося к горизонту солнца сквозили через облака, висевшие над островом Альхесирас, и окрашивали в красноватые тона отвесную стену Пеньон, высвечивая старые доты, некогда отрытые для артиллерийских орудий.

Две дряхлые, давно вышедшие в отставку контрабандистские барки, выкрашенные черной и синей, давно уже вспузырившейся краской, догнивали среди ржавых моторов и пустых канистр. Чем ближе они подходили к стоянке, тем слышнее становились шумы города. В будке скучающий таможенник смотрел телевизор. К пограничному пункту для переезда на испанскую территорию выстроилась длинная очередь автомобилей.

На сей раз за руль села она. Положив сумку на колени, она аккуратно, уверенно и без спешки вела машину к ротонде на Трафальгарском кладбище по улице, шедшей позади бастионов над заливом. За все это время она не произнесла ни слова. Остановила машину, поставила на тормоз, посмотрела на часы и выключила мотор.

– Какой у нас план действий? – спросил Кой.

Нет никакого плана, ответила она. Они поднимутся на смотровую площадку и выслушают то, что скажет им Нино Палермо. Именно так и никак иначе, потом оставят машину на стоянке, отдадут ключи на хранение в прокатную фирму и отправятся в море, как и предполагали.

– А если выйдут осложнения?

Кой думал об Орасио Кискоросе и арабе. Палермо не таков, чтобы сделать какое-то предложение, услышать в ответ «там видно будет» и удовлетвориться этим. Эта мысль посетила Коя перед тем, как они сошли с «Карпанты», и он взял хорошо наточенный морской нож «Вичард» с острыми зазубринами у основания лезвия, которым Пилото в случае необходимости перерезал снасти. Сидя в машине, он чувствовал, как нож, лежавший в заднем кармане, вдавливается в правую ягодицу. Конечно, не бог весть какое оружие, но все-таки лучше, чем ходить на такого рода светские рауты с голыми руками.

– Думаю, никаких осложнений не будет, – ответила она.

Она взглянула на закрытые ворота кладбища.

Днем, после обеда, они немного поездили по городу и зашли на кладбище; Танжер довольно долго стояла перед надгробным камнем капитана морской пехоты Томаса Нормана, который скончался 6 декабря 1805 года от ран, полученных на борту «Марса» во время Трафальгарской битвы. Потом они поднялись на смотровую площадку, чтобы осмотреть место, где вечером должны были встретиться с Нино Палермо.

Кой продолжал наблюдать за ней, когда они шли мимо полуразрушенных бетонных догов, где прежде стояли пушки. Танжер очень внимательно осматривала все – шоссе, по которому они подъедут на встречу и которое дальше поднималось к туннелям Великой осады, где были установлены первые в истории орудия, которые стреляли вниз, военные бараки, побеленные и пустые, британский флаг над Кастильо-Моро, перешеек с аэропортом, просторный пляж Атунара, уходивший на северо-восток, на испанскую территорию. Она изучала местность, как командир перед боем, и Кой заметил, что и сам оценивает возможные преимущества и опасности, будто изучает карты и лоции перед ночной высадкой на берег.

– Ты не вмешиваешься, что бы ни происходило, – сказала Танжер.

Она не снимала руки с руля и все еще смотрела на ворота кладбища. Легко сказать, подумал Кой. Но вслух ничего не сказал. Он было даже подумал попросить Пилото поехать вместе с ними. Все-таки трое лучше, чем двое. Чем он и она. Но ему не хотелось слишком усложнять жизнь другу. Во всяком случае, пока.

Танжер опять взглянула на часы. Потом открыла сумку и достала пачку «Плейере». После Мадрида он ни разу не видел, чтобы она курила, и, наверное, это была та же пачка, потому что в ней оставалось всего четыре штуки. Она прикурила от автомобильной зажигалки и медленно затягивалась, надолго задерживая дым в легких.

– Ты уверена, что поступаешь правильно?

Она молча кивнула. На часах, которые она носила на правом запястье, минутная стрелка переползла с восьми сорока пяти на восемь пятьдесят. Огонек сигареты вплотную приблизился к ее коротким ногтям. Она опустила стекло и выбросила окурок.

– Пошли.

Совсем как в вестернах, которые она обожала: черно-белый Генри Фонда курит на рассвете, опершись о забор, перед тем как двинуться в путь. И все-таки ее поведение было простым и естественным – и жест, которым она снова завела мотор, и то, как вела машину вверх по шоссе, мимо отеля «Рок», как переключала скорость на спусках, – одним словом, никакой искусственности в ней не чувствовалось. Все было настоящим, она отнюдь не играла для него какую-то роль. И не стремилась произвести впечатление. Она была сама собой, когда вела машину, стараясь держаться подальше от обочины, за которой открывались опасные пропасти, хладнокровно вписываясь в опасные повороты, держа одну руку на руле, а другую на рычаге коробки скоростей; иногда внимательно поглядывала на вершину горы. И когда они наконец взобрались на самый верх, на маленькой эспланаде, окружавшей смотровую площадку, она сразу развернулась, поставив машину так, чтобы можно было без задержек выехать на шоссе. Полная готовность к отступлению, встревоженно подумал Кой, когда она, в своем завязанном на поясе свитере, открыла дверцу и вышла из машины с сумкой в руках.

Рядом, под стеной старинного бастиона, стоял «ровер». Это первое, что увидел Кой, выйдя из машины, – «ровер» и шофер-араб, который стоял, небрежно опершись на капот. Потом взгляд Коя прошел по дуге налево, охватив дорогу к старинным туннелям, отвесный склон вершины горы Пеньон, покинутые казематы, галерею над летным полем аэродрома, перешеек, а дальше – Испанию, мрачные горы, море, серое на западе и черное на востоке, и цепочку огней, зажигавшихся в сумерках там внизу, где виднелась Линеа-де-ла-Консепсьон. Неудачное место для разговора, сказал он себе. И только тогда посмотрел на балюстраду смотровой площадки, где ждал их Нино Палермо.

Танжер уже была там. Он пошел следом, вдыхая воздух, в котором смешались ароматы Средиземноморья – соленой воды, тимьяна, сосновой смолы; их нес с собой легкий ветерок, чуть-чуть шевеливший ветки кустов и деревьев. Кой снова огляделся, но никаких признаков присутствия Кискороса не обнаружил. Палермо стоял, опираясь спиной на балюстраду и засунув руки в карманы легкой ветровки без воротника. В этой куртке он выглядел еще более массивным, чем был на самом деле.