А. Марченко - Диктатор

И впрямь, она снова оказалась на Лубянке. Лариса с ужасом смотрела на серую, блестевшую отполированным гранитом фундамента холодную громаду того самого здания, в котором она уже успела побывать, войдя в него в памятный своей страшной неожиданностью первомайский день, и в которое сейчас, с трудом передвигая больные ноги, шла она снова.

И в этом доме, полном неожиданностей и тайн, в доме, где человек, попавший сюда не по своей воле, расставался со своей прежней жизнью, получая взамен совсем другую жизнь, в которой было бы предпочтительнее и не жить, а умереть, Ларису ждало то, чего она не могла себе представить, даже если бы обладала самой изощренной фантазией.

В сопровождении конвойных Лариса лифтом поднялась на третий этаж и через некоторое время очутилась в кабинете самого Берия.

В первый момент она увидела не его самого, а его пенсне: при ее появлении Берия стремительно поднялся со стула, и в стеклах пенсне заплясали блики света, и потому невозможно было рассмотреть выражение его глаз. И в то же время ей сразу почудилось, что он не просто смотрит, а вглядывается в нее, словно через два больших увеличительных стекла. Чем-то обволакивающе-вкрадчивым и в то же время холодным и бесстрастным веяло от этого как бы квадратного человека и его одутловатого и тоже почти квадратного лица.

Берия предложил Ларисе сесть напротив себя, теперь их разделял только огромный массивный стол, сбоку которого на приставной тумбе громоздилось множество телефонов, и она вдруг увидела совсем другого Берия: ледяная непроницаемая маска с немигающими глазами сделалась приторно-любезной, эта маска обволакивала Ларису странным неприятным теплом, схожим с испарениями, исходящими от ядовитых растений.

На столе перед Берия лежала объемистая папка, на которой крупными типографскими буквами было напечатано: «Дело». Страдающая от неизвестности, Лариса тем не менее, даже вопреки своему состоянию, подумала о том, что слово «дело» до невероятности многозначно: это и работа, и поступок, и круг занятий человека, и промышленное или коммерческое предприятие, и деловая надобность, и сражение, когда говорят. «Он был в деле», и событие или факт, и обстоятельства, и многое другое. Но тут, на столе у Берия, слово «дело», обозначенное на папке, содержало в себе лишь один-единственный смысл: это было уголовное дело, и конечно же это было ее, Ларисы, уголовное дело.

Сразу поняв это, она подивилась лишь тому, что папка была слишком уж толстой, будто бы в ней содержалась в подробнейшем изложении вся ее жизнь — от рождения до ареста, а также протоколы допросов и показания множества свидетелей, подтверждавших, что именно она, Лариса Степановна Казинская-Грач, и есть та самая террористка, которая пыталась в день всенародного ликования на Красной площади стрелять из револьвера системы «Наган» в вождя всего прогрессивного человечества товарища Иосифа Виссарионовича Сталина.

Берия заметил ее удивленный взгляд и улыбнулся, растянув до предела большие и влажные тонкие губы. Это была улыбка человека, готового напасть на свою жертву.

— Да, да, это ваше следственное дело, Лариса Васильевна…— начал он, не спуская с нее глаз.

— Лариса Степановна,— поправила его Лариса.

— Простите, действительно Лариса Степановна,— небрежно, с усмешкой обронил Берия.— Дел множество, не грех и слегка ошибиться. Как вы доехали?

— Я даже подумала, что меня везут на курорт или в Кремль для вручения ордена,— не без иронии ответила Лариса.

Полагая, что привезли ее вовсе не для того, чтобы отпустить, а для того, чтобы начать новое расследование, она держалась сейчас независимо и даже гордо. В сущности, ей было все равно, как с ней поступят, лишь бы разрешили хоть одним глазочком взглянуть на Женечку и на мужа.

Берия захохотал так раскатисто и заразительно, как хохочут здоровые, сильные жизнелюбы, по своим желаниям мало чем отличающиеся от жеребцов.

— А вы у нас еще и шутница! — воскликнул он.— Это прекрасная черта, настоящая большевистская черта. Посудите сами: немцы прут на Москву, а мы, большевики, не паникуем, мы не ходим с мрачными отрешенными лицами. Мы и улыбаемся и смеемся. Люди, которых гложет тоска, люди, поддавшиеся панике, не способны победить врага. Так утверждает товарищ Сталин.

Назвав имя вождя, Берия еще более цепко вгляделся в Ларису, пытаясь по малейшим изменениям ее лица понять, как она будет реагировать на это с умыслом сделанное им упоминание.

— Значит, с комфортом доехали? — вернулся Берия к своему вопросу.— Удивительные люди эти славяне: не могут и шагу ступить без крайностей. Или заморят голодом, или будут потчевать по-царски. А как вам жилось на поселении? Такая красавица, как вы, должна была пользоваться успехом даже в сибирской глуши.

— Увы, я была не на поселении, а в исправительно-трудовом лагере,— пояснила Лариса.

— Как?! — яростно вскричал Берия.— Как они посмели? Впрочем, чему тут удивляться, все это последствия этой гнусной ежовщины! Этот алкоголик-маньяк наворотил такого, что черт ногу сломает. А товарищ Берия должен теперь расчищать эти авгиевы конюшни.— Все это он произнес трагически сокрушенно.— И как этот подлец втерся в доверие! — С заметным грузинским акцентом воскликнул он, зацокав от возмущения, но, впрочем, не уточнив, к кому втерся в доверие бывший сталинский нарком.— Представляете, даже ваш друг, а точнее, друг вашей семьи Михаил Кольцов не раскусил его. Знаете, что он писал об этом пигмее? Что Ежов — несгибаемый большевик, который дни и ночи, не вставая из-за стола, стремительно распутывает и режет нити фашистского заговора. «Не вставая из-за стола!» — презрительно фыркнул он.— Вот тут Кольцов, кстати сам оказавшийся участником фашистского заговора, попал в самую точку. Но зря не уточнил: не вставая из-за стола, уставленного бутылками и закусками.

Ларису начало утомлять и даже бесить это праздное разглагольствование, когда она ожидала поскорее получить ответы на мучившие ее вопросы: что с Андреем и Женечкой, с какой целью она, Лариса, очутилась в этом кабинете, получил ли Сталин ее письмо с просьбой отправить на фронт.

— Мы прилагаем сейчас гигантские усилия, чтобы покончить с ежовщиной, восстановить законность и справедливость,— уже деловым тоном заговорил Берия.— По моему личному указанию уже выпущены из тюрем или возвращены из ссылки несправедливо осужденные люди.— В голосе его зазвучала гордость.— Вы, Лариса Степановна, в их числе. Кстати, как вам понравился лагерь? — Он спросил это так, как спрашивают человека, вернувшегося с курорта, понравился ли ему санаторий,— Что вас там заставляли делать?

— Лагерь этот, как, наверное, и другие подобные места, можно сравнить разве что с адом,— откровенно сказала Лариса,— Неужели вы думаете, что там можно перевоспитать человека? Единственное, чего там можно добиться, так это вернуть его к состоянию питекантропа.