А. Марченко - Диктатор

Они дошли до конца аллеи и повернули назад.

— Да что там Вильсон, это уже история. Вы лучше познакомьтесь с мыслями нынешнего американского президента Трумэна. Воспроизведу по памяти. Хотим мы этого или не хотим, говорит Трумэн, мы обязаны признать, что одержанная нами победа возложила на американский народ бремя ответственности за дальнейшее руководство миром. Что вы на это скажете? Можем ли мы дружить с людьми, которые, мило улыбаясь нам, в то же время мертвой хваткой держат нас за горло? Неужели не понятно, что мессионизм Америки носит исключительно агрессивный характер? И потому задача товарища Сталина — оградить советский народ от этих новоявленных мессионеров.

— В этом с вами, пожалуй, можно согласиться,— вздохнув, сказал Тимофей Евлампиевич.— Но в результате такого адского противостояния жизнь нашего народа не станет лучше.

— Не до жиру, быть бы живу,— Сталин тоже вздохнул,— Придет время, когда мы с Америкой будем на равных, вот тогда и заживем лучше и веселее. Нам не обойтись без «железного занавеса». Только это и спасет Советский Союз от подрывных действий наших «друзей». Вспомните, кого породила Отечественная война тысяча восемьсот двенадцатого года?

— Декабристов.

— Вот именно, декабристов. А почему же нынешняя война не пожелает породить нам такого же рода смельчаков, готовых посягнуть на существующий строй и замахнуться на великие завоевания нашего народа? Они попытаются проникнуть в партию, собственно, они уже проникают в нее. Пример — сепаратизм ленинградских партийных функционеров, возомнивших, что пуп Земли — не в Москве, а в Питере. Нам еще со многими предстоит разобраться,— многозначительно произнес Сталин,— Вот мне недавно товарищ Берия докладывал весьма любопытные вещи. Он утверждает, что располагает неопровержимыми данными о том, что Молотов — английский шпион. Товарищ Берия утверждает также, что Жуков — тоже шпион, только американский. Если предположить, что товарищ Берия прав и шпионы у нас уже орудуют на самом верху, то что же творится у нас внизу?

— Но все же это похоже на фантастику! — воскликнул Тимофей Евлампиевич.— Этого просто не может быть! Жуков — да это же спаситель Отечества! Молотов — ваш вернейший и преданнейший соратник!

Сталин посмотрел на Тимофея Евлампиевича как на несмышленыша.

— А известно ли вам, товарищ Грач, что у моего вернейшего и преданнейшего соратника товарища Молотова жена, по фамилии Жемчужина, уже давно и весьма активно сотрудничает с сионистскими кругами? Дошло до того, что компетентные органы вынуждены завести на нее уголовное дело. А товарищ Жуков не нашел ничего лучшего, как подружиться с американским генералом Эйзенхауэром отнюдь не на деловой почве.

— Вы имеете в виду поездку маршала Жукова и Эйзенхауэра в Ленинград? Но разве в этом что-то предосудительное? Кстати, у меня в досье уже имеется текст тоста, произнесенного сыном Эйзенхауэра Джоном на торжественном приеме в Ленинграде.

— Вот уж не думал, что вы коллекционируете такие пустяки, как тосты, да еще произнесенные каким-то молокососом Джоном.

— Представьте себе, Иосиф Виссарионович, этот молокосос произнес самый удачный тост из всех, какие мне доводилось слышать.

— И чем же поразил мир и вас этот Джон? — заинтересовался Сталин.

— Он сказал,— продолжил Тимофей Евлампиевич,— что находится в России уже несколько дней и услышал много тостов. В этих тостах много говорилось о мужестве и заслугах каждого союзного руководителя, каждого выдающегося маршала и генерала… Я хочу, сказал он, провозгласить тост в честь самого важного русского человека во Второй мировой войне…

— Опять хвала товарищу Сталину?

— В том-то и дело, Иосиф Виссарионович, что это был тост не в вашу честь. Джон сказал: «Джентльмены, я предлагаю выпить вместе со мной за рядового солдата великой Красной Армии!» Вы бы слышали, какая овация прокатилась по залу! А Жуков сказал Эйзенхауэру, что он и его друг Эйзенхауэр, должно быть, стали стареть, если им пришлось ждать, пока молодой лейтенант не напомнит им, кто в действительности выиграл войну.

— Мы, кажется, отвлеклись от главного. Вы тут объявили Жукова спасителем Отечества, великим полководцем. Помнится, на такую же роль претендовал небезызвестный Тухачевский. Все эти полководцы хороши и нужны во время войны, там, на полях сражений, они имеют возможность заниматься делом, в котором вполне компетентны. А в мирное время им было бы более сподручно сидеть где-нибудь в глухой провинции, на берегу озера с удочкой или бродить по лесу с грибным лукошком. Пусть бы их уши отдыхали от грохота боев.

— Но у таких, как Жуков, еще огромный потенциал, еще есть порох в пороховницах! — Тимофей Евлампиевич был поражен столь откровенным и суровым суждением Сталина.

— Вот пусть товарищ Жуков со своим порохом в пороховницах и проявит себя на каком-нибудь не столь уж первостепенном военном округе, скажем, в Одессе или Свердловске. Тем самым мы проявим о нем отеческую заботу и поможем сохранить ему уже основательно растраченную энергию.

— Иосиф Виссарионович, но это… если не расправа, то почетная ссылка.

— А хотите знать правду? Если бы товарищ Сталин не заступился за товарища Жукова, он был бы уже там, где находятся Тухачевский и иже с ним. Как у вас поворачивается язык говорить о расправе? — На лице Сталина было написано явное удивление, хотя Тимофей Евлампиевич заметил, что желтоватые глаза его сверкнули плутовским блеском.— Вы повнимательнее посмотрите на товарища Жукова. Разве мы плохо отметили его заслуги? Посмотрите на его богатырскую грудь — она вся в орденах. Даже если бы товарищ Сталин задумал отметить его новой наградой, ее просто некуда было бы прикрепить.

Он покрутил недоуменно головой и поморщился.

— А им все мало, все мало, им подавай новые награды, еще более высокие должности, более внушительные привилегии. А там, глядишь, они и вовсе распояшутся и скажут товарищу Сталину: «А не пора ли тебе, товарищ Сталин, убираться со своего поста, не пришла ли пора сменить тебя, скажем, товарищем Жуковым?»

— Уверен, Иосиф Виссарионович, на ваш пост никто не посмеет замахнуться.

— Еще как посмеют! Они, конечно, прекрасно знают, что товарища Сталина голыми руками не возьмешь. И потому используют любое оружие — и бомбу, и кинжал, и яд… Вот уж тогда, товарищ Грач, вам и таким, как вы, будет раздолье! Вот уж насочиняете про товарища Сталина, что на ум взбредет! Впрочем, к вам, товарищ Грач, это не относится. Вы и живому товарищу Сталину спуску не даете. Вернемся-ка в дом,— предложил Сталин.— Хватит мокнуть под дождем.

На террасе они опустошили бутылку сухого вина и продолжили разговор.