Станислав Брехов - Смертельная печаль. Саби-си

Да, все не просто, но иного пути нет, нужно идти по нему и решать все вопросы по ходу движения. Не будем забегать вперед, всему свое время.

Так в размышлениях дошел я до своего дома на проспекте Мира. Над городом уже властвовала ночь. Город в этом полумраке казался мне красивым и загадочным.

Дом, в котором меня приняли, по советским меркам был весьма презентабельным. Сталинский ампир. Да, нужно признать, что при Сталине все строили с размахом и помпой, не то, что Хрущевское домостроение. Квартира на две комнаты, но довольно большая по площади. Старая мебель, но видно, что дорогая.

В квартире много книг, нет телевизора. Аня говорила, что люди эти – истинные интеллигенты. Похоже, что так оно и есть. Книги на полках все либо о психологии и воспитании, либо классическая литература. Подписка журнала «Иностранная литература» за несколько лет. Много дорогих подписных изданий. Есть книги на английском языке.

Хозяева квартиры из советской номенклатуры среднего звена. Опять же Анины знакомые по какой-то работе в министерстве образования. Сейчас лето и они на даче. Хорошо, что я не мешаю им своим присутствием. Их сын, тот что меня встречал, где-то задерживался. У меня второй комплект ключей. Добросердечные все же люди – эти русские. Я живу в их доме, а они меня даже ни разу не видели. Достаточно, что моя жена их хорошая знакомая.

Иду на кухню, завариваю чай. Мне нужно обдумать услышанное сегодня.

Интересно, что за помощник будет со мной беседовать завтра?

Неужели они опять будут меня терзать, и все это еще не закончилось? Будет ли это допрос?

Если мне выдвинут условия, как я буду себя вести? На что стоит идти, на что соглашаться? Господи, как я устал от этих интриг. Когда это все кончится и мне не нужно будет просчитывать все наперед, а просто жить.

Ладно, нужно успокоиться, возможно, это только мои фантазии. Завтра все встанет на свои места. «Будем поглядеть», как говаривал Микола.

Скоро двенадцать, я принял душ и лег. Температура и ночью за двадцать. Да, это все же не Магадан. Чувствуется – солнышко горячее, да и душно от большого количества камня и асфальта. Днем выглянуло солнышко и напарило так, что и вечером не становится прохладней. В квартире – духота. Нужно бы разобраться, как тут открываются окна.

На утро следующего дня около девяти часов я подошел к консульству. У дверей мне вдруг очень захотелось пить, и я представил себе большую кружку холодного кваса.

Желание пить и нетерпение поскорей попасть в консульство боролись во мне. Я то делал движение в сторону дверей консульства, то устремлялся в сторону ближайшего перекрестка. Я решил остановиться и успокоиться. Ни к чему мне идти по кабинетам, не утолив жажды. Буду нервничать, думать не о том, а я должен быть спокоен. Вернусь, найду бочку с квасом, утолю жажду и заодно возьму себя в руки. Беседа, предчувствую, будет не простая. Так я и сделал.

На этот раз меня встречала и провожала по коридорам другая девушка. Высокая, стройная, одетая в строгий брючный костюм. Взгляд через очки маловыразительный, не оценивающий, но внимательный. Доведя меня до нужной двери, она, извинившись, попросила меня подождать, а сама юркнула в кабинет.

Появившись через минуту, уже мягким, теплым тоном, точно мы старые знакомые, она сказала: «Господин Сабуро примет Вас. Он помощник генерального консула».

Очень хорошо помню свое первое впечатление. Войдя в кабинет и увидев помощника консула, я поймал себя на мысли, что это лицо мне очень знакомо. Как будто я вновь встретил старого друга или родственника. Хотя однозначно этого быть не могло, так как ему, на мой взгляд, не было и сорока лет и, живя еще в Японии, видеть его я не мог.

Хотя, надо заметить, что определить сейчас возраст японца мне очень сложно, поскольку я адаптировал образные впечатления возраста на лица русских людей. И то, что в лице русского человека я нахожу возрастом сорока лет, в лице японца может соответствовать пятидесяти годам. Русские лица все же раньше стареют – это факт.

Скорее всего, это просто типаж лица, очень похожий на кого-то из моих знакомых или родственников в той жизни. Иногда бывает, увидел человека, поздоровался с полной уверенностью, что вы старые знакомые, просто давно не виделись. А у него глаза округлились. Он тебя вспомнить не может. Начинаете выяснять, кто же вы, и оказывается, что ты просто обознался. Извиняешься, краснеешь, улыбаешься, прощаешься – ситуация нелепая.

– Уважаемый господин Торопов, я прошу Вас понять меня правильно. Я лицо официальное и поэтому вынужден обращаться к Вам по имени, которое указано в Вашем паспорте. Вы сейчас подданный СССР, и Ваше посещение Японии в данный момент возможно только в этом качестве. Но, если Вы в последствии пожелаете, то я уверен, правительство, возможно, рассмотрит вопрос о возвращении Вам подданства Японии. Опять же хочу поставить Вас в известность о том, что правительством Японии еще с 1949 года военнослужащие, находившиеся в плену на территории СССР, таковыми не признаются. Следовательно, они не могут претендовать на пособия и пенсионные выплаты, полагающиеся в таких случаях. Если Вы рассчитываете вернуться в Японию и получать пенсию, Вы должны об этом знать. Это произошло из-за того, что до сих пор между СССР и Японией не подписан мирный договор. Правительство СССР не выдает документов японским военнопленным об их нахождении в плену. А без этих документов выплаты пенсий и пособий невозможно. Прошу Вас понять меня правильно, говоря Вам об этом, я лишь хочу, чтобы Вы не пребывали в неведении.

При этом помощник консула смотрел на меня взглядом побитой собаки. Мне не было понятно, действительно ли он сожалеет об этом или лишь умело делает вид, что это так. Все эти чиновники должны быть хорошими актерами, иначе им не добиться служебного роста.

Пусть он говорит то, что ему заблагорассудится. Меня это сейчас не волнует.

Мне важен лишь результат.

– Уважаемый господин Сабуро. Я уже говорил и сейчас повторюсь, я не ставлю вопрос о возвращении в Японию. Я гражданин СССР и не собираюсь менять подданство. Поездка в Японию мне нужна лишь на время. Две недели – максимум того, что я там пробуду. Хотя я и считаю, что все, что я делал эти годы, дает мне право надеяться на понимание со стороны правительства Японии, возможно, это и не так. Хотел бы Вам напомнить о том, что меня никто не лишал гражданства Японии. Я воевал за свою страну честно и до конца выполнил свой воинский долг. Все эти годы я хранил верность данной когда-то присяге, ни словом ни делом ее не нарушив. Спокойно и с достоинством я смотрю на свое прошлое, мне нечего стыдиться им. Не буду Вам объяснять, что мне пришлось пережить для того, чтобы сейчас я мог с Вами просто беседовать. Вам меня не понять, не услышать. Мы с Вами из разного времени, а это такая пропасть, через которую Вам не перелететь, как бы богато не было Ваше воображение. То, что Вы мне сейчас сказали, лишь подтвердило мои сомнения. Страна, за которую я проливал свою кровь, обо мне давно забыла. Ей проще считать, что меня нет в живых, чем думать о том, как мне помочь. Да мне это уже и не нужно. Все, чего я хочу, – лишь увидеть своих родных и близких. Места, где прошла моя молодость. Не более того. И уж тем более я не собираюсь просить финансовой помощи ни у правительства Японии, ни у своих родных. В моем возрасте это уже не так важно. В моем возрасте думаешь совсем о другом. Я понимаю, что времени у меня осталось немного, и другой возможности может не быть. Поэтому не хотел бы переносить поездку на долгий срок.