Антон Дубинин - История моей смерти

— Вон идет Эрик, гроза девичьих сердец! Где ты шатался в ночи, беспутное создание? То-то я смотрю, Полли, красотка с флейтой, тоже куда-то подевалась…

— Какая еще Полли, — огрызнулся я, плюхаясь на скамью. — Не суди обо всех по себе, дурачина.

— Надеюсь, у тебя будет наследник? — не унимался тот. — Ты не стесняйся, расскажи правду своим друзьям! Мы научим твоего потомка всему, что надобно, конному бою и Изящным Искусствам! Надеюсь, он будет умный, как ты, и хорошенький, как наша Полли… Главное — чтобы не наоборот…

Мы бы, наверное, подрались, но тут, к счастью, начались потешные огни. Они хлопали и рассыпались в темноте яркими цветными звездами, и все это была работа старого магистра Амброзиуса, того самого, у которого учился Роланд. Он даже помогал ему перед праздником, возился с хитрыми смесями для потешных огней. Герард забыл про меня и начал вместе со всей площадью радостно кричать, когда с неба посыпались зеленые и алые огни.

А вот Роланд не кричал и не хлопал в ладоши. Он, похоже, вообще не замечал, что происходит; сидел неподвижный, бледный, и глядел перед собой. Я потряс его за плечо.

— Эй, ты чего?

— А? Что? Я в порядке…

Я решил его пока не расспрашивать. Захочет — сам расскажет. Тем более что мне самому страх как нужна была его помощь и совет.

— Роланд, — сказал я в лоб, — помоги мне до завтра добыть сто золотых.

Роланд всегда был богаче меня. Единственный сын и наследник отца, он снабжался деньгами куда обильнее и чаще. Пожалуй, сотни у него тоже не нашлось бы при себе — но он мог дать в долг хоть сколько-то, или что-нибудь посоветовать умное и хитрое.

Вот отвлечь друга от грустных мыслей, каковы бы они ни были, у меня отлично получилось! Он даже подпрыгнул:

— Зачем тебе столько? И почему до завтра? У тебя что, всю семью взяли в плен до выкупа?

Конечно, я ему все рассказал. Он выслушал ужасно внимательно, раскрасневшись — притом, что бледный Роланд вообще никогда не краснел, даже на экзаменах! Он даже вскочил от возбуждения, не дожидаясь, пока я закончу.

— Забудь о золотых, — сказал мой друг, хлопая меня по плечу. — Мы сделаем иначе. Я знаю, как мы сделаем. Рыжая танцовщица, говоришь?

— Ну да… Наверняка ее подлые цыгане украли прямо из колыбельки. Ее обязательно надо спасти.

— Спасем, — уверенно кивнул Роланд, весь сияя. Он казался, как ни странно, совершенно счастливым! — Уж мы ее спасем, поверь мне. Положись на меня!

Конечно, я положился на Роланда. Я всегда на него полагался. И был, конечно же, прав, потому что нам все удалось и на этот раз. Любая авантюра, за которую брался Роланд, не могла не удаться.

Мы явились на место встречи вдесятером — мой друг собрал не только нашу компанию, но и каких-то своих знакомых, которых я даже не знал по именам. Все в кольчугах и при мечах, а Роланд и еще двое друзей где-то раздобыли белые плащи — одежду королевской охраны.

С одной стороны, все получилось очень весело и лихо. А с другой… мне потом было не слишком-то приятно. Стыдно, что ли. Хоть они и цыгане, а все-таки мы их обманули. Они это заслужили, конечно — нечего красть христианских детей; но все-таки, все-таки… Здорово они тогда перепугались. Весь табор сидел в кружок у костра, что-то они там готовили в здоровенном котле. Их тощие лошади паслись неподалеку, по деревьям какие-то тряпки сушились… В общем, обычные цыгане на постое. Беззубый медведь в наморднике чесал спину о дерево, да так, что здоровенный дуб трясся вовсю. Тут-то мы и нагрянули… Вдесятером. С факелами. С мечами. С рожком…

Роланд в него протрубил королевский сигнал. Цыгане все повскакали, мальчишки и женщины завизжали, варево в костер пролилось. А Уна — она все еще была в своих голубых коротких одежках, только на плечи ей дерюжку накинули — выскочила вперед с ножиком в руках, представляете? Та самая худышка девчонка, которая вчера мне все плечо слезами измочила. Выскочила защищать своих цыган — таких защитников всего-то трое нашлось: она да два близнеца-акробата, те за топоры похватались. Я так и встал, как столб, даже не сразу додумался голос подать.

А Роланд времени не терял. Он умел говорить разными голосами, в том числе — и жутко властными, и королевский дружинник из него вполне похожий получился. Я бы и сам перетрусил, когда он объявил железным тоном, что цыгане арестованы за похищение христианских девушек и сейчас все отправятся под конвоем в темницы под Замком. Лохматый старый цыган стал какой-то бледно-зеленый; коленки у него затряслись, того и гляди свалится. Даже медведь заныл по-человечески и полез за дерево прятаться. А Уна стояла и глядела большими глазами. Тут уж я решил, что хватит, пошутили, и позвал ее по имени. Сказал ей, чтобы не боялась. Это мы пришли ее забрать с собой, потому что нечего ей среди цыган делать.

Она бросила свой ножик на землю — тот, кстати, глубоко воткнулся в корень — и подскочила ко мне. А я, как назло, пеший был; из нас десятерых только трое верхом приехали — те самые, что в белых плащах. Да еще и факел мешался, который я в руке держал. Хорошо, что Роланд помог: он тут же спешился и подал Уне руку, чтобы ее на своего коня посадить. И обратился к ней — леди. Я готов был его за это расцеловать! А вот она, видно, не была готова. Взглянула на Роланда странно — в темноте не разберешь, как — и опять уставилась на меня, как будто разрешения ждала. Я ей говорю — не бойся, мол, Уна, это Роланд, мой лучший друг, это он тебя выручил… Только тогда она в седло взлетела, и безо всякой его помощи, сама — едва коснувшись стремян!

Цыган у костра малость оправился от страха и жутко ругался себе под нос. Еще бы — надеялся на сто золотых! Хорошо, что он клял нас на непонятном языке — а то пришлось бы оскорбляться, хотя очень не хотелось. Роланд на прощание сказал ему что-то уничижительное — мол, радуйся, негодяй, что в подземелье не попал — и мы спешно отбыли. За спиной ревел медведь. Я старался не оглядываться — неловко было. Шел себе и шел у стремени Уны, а Роланд вел в поводу коня и пытался завязать с ней учтивую беседу. Правда, она почти не отвечала — только «да, сэр» и «нет, сэр», вот и весь разговор. И еще он снял шлем, так что светлые волосы блестели в темноте — очень красиво.

Наверное, он уже тогда в нее влюбился. А может, и позже. Я это не сразу понял, потому что не знал, как вообще можно влюбиться в кого-то, кроме Алисы.

Мы отвезли Уну к себе, на улицу Философии. Роланд дал квартирному хозяину лишний золотой и показал ему кулак, так что тот пока не возражал насчет новой жилички. Роланд на время перебрался в мою комнату, а девушку мы поселили у него. Уже на следующий день вместо диспута по Риторике мой друг отправился искать для нее жилье, а на обратном пути захватил с собой портниху, которая обмерила Уну со всех сторон и обещала вскоре вернуться с готовой одеждой. Как же я был Роланду благодарен! Он добровольно взвалил на себя часть моего груза, да еще и заплатил за все сам. Я пробовал спорить — ведь это я связался с Уной, значит, мне за ней и ухаживать; но друг отвечал резонно, что он меня богаче, а кроме того, она ему теперь тоже не безразлична. Комнату для нее он снял в нашем же доме; портниха на его деньги расстаралась и сшила целых два отличных платья — зеленое суконное, с меховой оторочкой, и нижнее, из настоящего батиста. Так и получилось, что Роланд окружал Уну всяческой заботой, а она вместо благодарности жалась ко мне и твердила одно: «Мастер Эрик, я хочу с вами». Уна, Роланд нашел тебе хорошую комнату — «Я хочу с вами!» Мой друг завтра сводит тебя к швее на примерку — «Я хочу с вами!» Не пойдешь ли ты завтра с Роландом в собор, копаться в приходских книгах — и снова: «Но я хочу с вами!» Меня это слегка злило и очень огорчало. Человек для нее вовсю старается из чистого благородства — а она от него за мою спину прячется… В церковь она с ним идти и вовсе отказалась. Роланд тогда ушел из дома на весь день и напился в «Драконьем хвосте», как свинья. Мы с Иорданом его полночи искали и привели домой под руки, когда тот уже двух слов связать не мог.