Антон Дубинин - Рыцарь Бодуэн и его семья. Книга 2

Да, с настоящим Рамонетом, которого отец впервые взял с собою на битву. Он все это время находился здесь, среди нас — а я и не знал! На год младше меня — значит, ему шестнадцать лет, мучительно думал я, выворачивая шею, чтобы разглядеть наших алых вождей. Конников граф Раймон привел с собою не так уж много, не более пятиста; мы толклись у самого подножия холма, и снизу было можно различить небольшие красные фигурки. Как тут разберешь, где сам граф Раймон, где Рамонет — одетый, по словам Сикарта, в очень хороший рыцарский доспех — а где их личная охрана, в таких же ярких коттах?

Рамонет, он хоть какой, спросил я как можно небрежней у того из ребят, кто оказался поблизости.

Он? Да обычный, пожав плечами, отозвался Сальвайр. Хороший. Красивый, красивей даже, чем наш граф… Тонковат, правда, для своих лет, не силач. И нос иногда задирает… верней, задирал раньше, когда я с ним на больших праздниках встречался. Давно я с ним не разговаривал лицом к лицу, теперь, должно быть, он посмиренней стал — в заложниках у Монфора походишь, еще не такому научишься!

Вы про кого это, встрял Аймерик, которому всегда и до всего было дело. Про Рамонета? Я с ним, правда, сам не встречался, но слышал, как люди говорят: он парень не крепкий, его даже Айма на лопатки положит. Надо бы ему поберечься, наследничку нашему. Монфор — это вам не Айма.

Все тревожно покивали, соглашаясь, что Монфор — не Айма. Поговорили потом о девушках — кто из знакомых хорош собой, кто же — так себе. Для подобных разговоров все подозрительно легко достигали согласия! На самом деле мы разговаривали, только чтобы не волноваться. В груди волнами поднималась тревога, желание знать, видеть, что же там происходит, на поле у южных врат, отделенных от нас полукругом красной городской стены. Оттуда уже несколько часов кряду доносился грохот, будто множество топоров рубили целый лес; нечленораздельные вопли, рев и взвизги рожков. Впереди-то — все понятно, и смотреть не на что: темная туча пехоты, вмиг вытоптав увядший клевер полей и заполонив деревянное предместье, бьет из камнеметов по стенам, толкает тяжкие осадные башни и валит в ров фашинник, чтобы заняться подкопами. Если дело пойдет споро, то наши тулузцы уже будут в городе, когда с Монфоровыми рыцарями разберется арагонская конница! Конечно, всякому понятно, что Монфору выгодней всего атаковать прямым броском, разделить наши отряды, и все время маневрировать, чтобы сохранить иллюзию хотя бы равенства сил. Дон Пейре тоже не мальчишка, тоже маневрировать умеет. Но все-таки, как страшно ничего не делать под этот ужасающий гром, который, кажется, будто приближается! Мне приходилось быть на войне и среди пехотинцев, и среди рыцарской рубильни-колольни, но ни разу еще не случалось просто ждать и всматриваться без надежды что-либо разглядеть. Конь подо мной нервно переступал ногами. Первое время было правда довольно волнительно. Потом Сикарт, нервно озираясь, извлек из-под полы фляжку, мы благодарно приложились по разу — вроде полегчало. Мне вспомнилось пьяное, перекошенное лицо Бодуэна — всплыло ниоткуда; и я, отворачиваясь от товарищей (стыдно стало своей тоски), помолился, чтобы, если возможно, благий Иисусе, этот рыцарь остался сегодня жив.

За Аймерика-то я не молился. Аймерик-то умереть не мог. А вот Бодуэна я так легко представлял себе мертвым, что внутри все переворачивалось.

Все кончилось слишком быстро, едва успев начаться. По-хорошему, до настоящей битвы дело и не дошло — схватка двух авангардов, и тут…

Не знаю, сколько мы стояли так без дела, когда появились арагонские гонцы. Я сам их не видел — был с другой стороны. Но когда все внезапно двинулось — да вовсе не в сторону битвы, и я двинулся вместе со всеми, еще не понимая, что происходит — появился наконец и возле нас кто-то хрипящий, вращающий заляпанным кровью шестопером, и этот кто-то рванулся сквозь наши ряды, не глядя перед собой. Конь его хрипел, мотая безумной головой и разбрызгивая пену с желтых зубов.

— Что? Что такое? — выговаривал бледный как смерть Аймерик, все еще держа шлем в руках — не успел надеть после выпивки, хотя эн Понс и настрого велел всем не расслабляться, быть наготове. Он вертел головой, пытаясь понять, куда мы все движемся. Не мы одни ничего не соображали! По всем отрядам ходил волнами ропот; появился на пределе зрения, за многими спинами, еще один гонец, и проорал что-то очень громкое, после чего хлестнул коня и умчался невесть куда.

К нам пробился эн Понс, что-то невнятно крича из-под закрытого шлема. Черная толща пехоты все еще ударялась живою массой о Мюретские стены.

— Что происходит? Куда мы?.. На них?..

Наконец эн Понс понял, что ничего не сможет нам так объяснить, и содрал шлем трясущимися, неловкими руками, едва не уронив его и запутавшись в поводьях, обратив к нам потное, совершенно безумное лицо.

— Отступаем, — выплюнул он, уставясь белыми глазами нам за спины. В глазах его стояло что-то непередаваемо страшное — то ли ужас, то ли отчаянье. То ли тупой отказ от происходящего. — Король Пейре убит, люди Фуа разбиты, мы бежим!

— Что? Как? — глупо спрашивал Аймерик, все вертя своей красивой головой, но повсюду видел то же самое — полураскрытые рты, смятенные лица. Медленное движение вперед и вниз стало стремительным, оно превращалось в настоящее бегство. Сзади заголосили как-то особенно, из чего делалось ясно — мы не просто отступаем, мы драпаем, мы несемся прочь во все лопатки, потому что нас догоняют. А справа и позади непонимающий гул многих глоток перерастал в вопли смерти — это первые крестоносные отряды врезались в тулузскую пехоту, как широкими взмахами косари всаживают сталь в хрустящую, раздающуюся сплошную плоть ячменного поля… Да, я узнал этот короткий ритм, два слога «Мон-фор», нас действительно убивают, сохрани Господи и помилуй, невозможное случилось, всему конец.

Все крутилось и мешалось; откуда-то появились рыцари со знаками Фуа; я потерял Аймерика и прочих; кажется, я отделился от своих и оказался где-то в хвосте всеобщего бегства, потому что вокруг были какие-то арагонцы и каталонцы, и вдруг ниоткуда вынырнул человек с красным крестом слева на груди, он коротко хакнул и ударом сверху вниз врубился в доспех человека, ехавшего справа от меня, кто-то страшно заорал, я пригнулся к луке седла, в глазах моих все прыгало от ужаса — трава, мелькающие ноги коней, страшно приблизившаяся земля, кровь откуда-то сверху… Какое там защищаться, какое там соображать, что происходит, бежать, бежать, бежать!! Конь мой тяжело дышал, задыхался, как человек. Меня снова закружило, куда-то понесло бурлящим, сразу в несколько сторон стремившимся потоком, а когда я смог выпрямиться, рядом со мной снова был Аймерик, все еще без шлема, вокруг что-то происходило, а я видел только его лицо, очень белое, криво улыбающееся, наплывавшее на меня спереди.