Олег Бенюх - Подари себе рай

Метрдотель Джордж Флаэрти, высокий, стройный, с редкими серебряными нитями в густой черной шевелюре, расцеловав дам и пожав руки мужчинам (Сергею: «Рад познакомиться, много лестного слышал о вас!»), усадил всех в своеобразной гостиной в просторные кожаные кресла и, стоя, торжественно-интимно исполнил оду лучшим блюдам и винам дня. Сюда же были доставлены аперитивы и испытанные «возбудители аппетита»: орешки всех известных в мире видов, пропитанные сыром сухарики, россыпь мелко нарезанных ломтиками маринованных помидоров, огурчиков, цветной капусты, редиса, сельдерея — все на одном блюде с оранжевым кисло-острым соусом в широком судке в центре, крошечные канапе с рыбой, ветчиной, оливками и маслинами. В соседнем зале зазвучали негромкие, ритмичные, приятно-будоражащие слух аккорды — саксофон, контрабас, ударник, рояль. Хью увлек Сару в круг танцующих. Искоса наблюдая за ними и отпивая мелкими глотками терпкое шерри, Элис поделилась с Сергеем мыслями о тандеме крошка Хани — Хью Макинтайер. Внешне он воспринял ее слова спокойно, даже с легкой ироничной улыбкой — жалко, что ли, пусть наблюдают. Мысли же были тревожные: «Как только сунулся в Белый дом, сразу переполошились. Хотя странно, если бы было иначе. Но теперь надо вырабатывать новую тактику поведения, объекты работы и источники информации определять безошибочно. В этом гигантском муравейнике, Нью-Йорке, легко затеряться, уйти от слежки. В Вашингтоне же все как на ладони. Значит, надо переносить встречи в многолюдные помещения, парки, злачные места, кинотеатры. Боюсь, придется и Элис что-то намекнуть. Она, конечно, и сама о многом догадывается. Впрочем, торопиться не следует. Пока лишь намеки. Опасные — но намеки. Надо понять, что им известно. Откуда-то этот ветерок подул-повеял. Все, Сергей, анализируй, думай. Прикинь, посоветуйся с Асланом. «Думай, Ананий, думай!» — в каком это фильме герой говорит эти слова? «Антон Иванович сердится»? «Сердца четырех»? Не важно. Важно шурупить. Трезво. Спокойно. Взвешенно».

Подошли улыбающиеся Хью и Сара. Тут же Флаэрти пригласил всех за столик. Они шли мимо жующих, пьющих, хохочущих. Сара поглядывала на Сергея, смотрела как-то несмело, просяще. «Сара, Сара, — думал он, — лучше источника не найти. Но… Насколько это безопасно? Какие у нее отношения с этим майором? Не работает ли она сама на какую-нибудь секретную службу?»

После основного блюда — суфле из языков куропатки — Сара отставила недопитый бокал коллекционного бургундского, наклонилась к Элис, едва слышно выдохнула: «Он твой все время, а я хочу быть с ним хотя бы в танце!» — и, взяв Сергея за руку, направилась к танцующим. Элис усмехнулась: «Танцуй, не жалко!» Ее тут же пригласил, вскочив со своего кресла, Хью, но она скорчила такую мину, что тот, конфузливо ухмыляясь — мол, не очень-то и хотелось! — вновь занял свое место. Элис наполнила бургундским свой бокал и, делая долгие, жадные глотки, наблюдала за Сергеем и Сарой. По просьбе кого-то из посетителей исполнялся редкий в американской джазовой практике вальс, и Сергей совсем закружил Сару.

«Боже, какое блаженство! — думала она, замирая, свечи, стоявшие на столиках в изящных стеклянных сосудах, сливались в сплошную золотую цепь, над которой нескончаемой вереницей мелькали мужские и женские лица. — Какие у него сильные и нежные руки. Так хорошо, так несказанно хорошо мне было только в детстве, когда мама купала меня в ванночке и я беспечно плескалась ее руках. Точно так теперь, здесь. Я же танцевала сотни раз, с самыми разными мужчинами, но только сейчас, с ним я ощущаю счастье. Вот оно какое!»

Другие пары — их было немного — прекратили вальсировать, отошли в стороны, наблюдая за вдохновенными па Сергея и Сары. Глядя на них, Хью восторженно покачивал в такт музыке головой, Элис же по-прежнему хмуро улыбалась. Кончился танец, раздались аплодисменты, Флаэрти кивнул старшему официанту, и тот через мгновение водрузил на столик поразившую всех четверых трехлитровую бутыль шампанского.

— О-ля-ля! — воскликнул Макинтайер. — Обязательно запишусь в школу танцев.

В Бетезду возвратились около трех часов утра. И Сергей сразу же обнаружил, что, пока они отсутствовали, в доме побывали непрошеные гости. Перед уходом он незаметно прикрепил ко внутренней части входных дверей и к нижнему ящичку письменного стола волос: старый как мир прием сработал безотказно. В Нью-Йорке подобных вещей не было. То ли работали более опытные агенты, то ли здешние решили сразу нагнать на него страху — авось начнет ошибаться. Пути контрразведки непредсказуемы. Сергей не знал о разговоре, который произошел накануне в кабинете «железного Эдгара»:

Гувер . Я прочитал докладную Эрни Бейлиза. Вместо того чтобы перекрыть все пути этому русскому из бюро ТАСС, он способствовал его проникновению в Белый дом. Допустили, черт бы вас всех побрал, коммунистическую заразу в нашу святая святых!

Заместитель Гувера . Мы недооценили возможности Элис. Если бы не она…

Гувер . А что наш агент?

Заместитель . Крошка Хани уже встречалась с ним тет-а-тет.

Гувер . Ну и что — в итоге запись их постельного сопения?

Заместитель . До постели дело пока не дошло. Но он, кажется, клюнул.

Гувер . Ладно. Если клюнул — хорошо. Но… пусть она не торопится. Она агент опытный, надежный. Сама знает: поспешишь — людей насмешишь. Что дал осмотр дома?

Заместитель . Ничего.

Гувер . Ничего?! Плохо смотрели! Хоть сам бери и выезжай на «полевые работы». Однако ловко работает этот малый. Что мы у него были, он наверняка обнаружил: теперь он на какое-то время ляжет на дно. Но и мы не должны его больше пугать до поры до времени. Наружку на месяц снимите и за ним, и за его девкой.

Заместитель . По нашим данным, она не знает, что он шпион.

Гувер . Может, и не знает. Но наверняка догадывается. Небось не целка. Через месяц наблюдение удвойте, но — никаких резких движений. Этого, по крайней мере, мы знаем, если уберут — неизвестно кого еще пришлет Москва.

Надеясь на опыт и везучесть своей сотрудницы, которая «заложила» не одного иностранного агента, Гувер ошибся. Сергей сделал ставку не на крошку Хани, а на Сару Уитни. После того как он вторично, тайно от Элис — она ездила в Чикаго на день рождения отца, — встретился с крошкой Хани в загородном ресторанчике «Корона Сербии», Уманский попросил его задержаться по окончании утренней оперативки.

— Ни у Трояновского, ни тем более у меня не было и нет возражений против твоей дружбы с Элис. — Посол помолчал, что-то обдумывая. — Но, Сережа, эта, — он посмотрел на бумажку, лежавшую перед ним на столе, — эта Хани…

Уманский вновь замолчал, ожидая реакции Сергея. Тот тоже молчал, настороженно улыбаясь. Сказал, стараясь быть предельно убедительным: