Еремей Парнов - Заговор против маршалов

Основное внимание, как и прежде, уделялось аппа­ратной работе. Здесь опыт Николая Ивановича оказался поистине бесценным. Понаблюдав за людьми, он выде­лил узкий круг доверенных лиц. Чаще других в его ка­бинеты — на улице Куйбышева и на Лубянке — вызы­вались Заковский, Люшков, Реденс и Ушаков, о чем Яго­да иногда узнавал окольными путями. Наркому остава­лось одно: терпеливо ненавидеть, тая гнетущие мысли.

Проведав, что секретарь ЦК начал приближать к себе командующего пограничными войсками Фриновского, Ягода лишний раз убедился, что почва уходит из-под ног. Она сделалась ненадежной и скользкой, словно про­низанный пустотами лед, который уже трещит под не­удержимым натиском ледокола. Ожидание неминуемо­го удара разъедало душу, как кислота цинковую бата­рейку. Последнее время Сталин принимал Ягоду только в присутствии улыбчивого карлика.

Хладом небытия веяло от этой тихой улыбки.

Напрасно поднаторевший в жесткой борьбе Генрих Григорьевич винил во всех своих бедах выскочившего из грязи в князи соперника. Ощущая могучую поддерж­ку, Ежов не испытывал к нему личной вражды. Дога­дываясь по ряду признаков, что грозный нарком посте­пенно выходит в тираж, он шел своим курсом, проло­женным провидческим гением вождя. Пока идет следст­вие, замены в команде, очевидно, не предвидится, а по­сле процесса обозначится иная реальность. Какой ей быть? Делиться намерениями не в привычке хозяина. Он один прозревал грядущее, и завтра каждого принад­лежало только ему. Неотторжимое от постов, казенных дач, спецпайков и квартир со всей обстановкой, оно мог­ло однажды не наступить.

Все ходили под богом, и каждый, пока не грянет срок, мог полагать себя любимцем судьбы. Абсолютная зави­симость от животворного источника предполагала пол­ную разъединенность.

Фриновского Ежов встретил с обычным радушием. Выйдя из-за стола, протянул для приветствия обе руки и сам проводил на диван.

— Поди, совсем заработались? Ишь, осунулся... Нехорошо, нехорошо,— ласково попенял он,— нужно уметь отдыхать. А не испить ли нам по стаканчику чая? Крепкого-крепкого и с лимончиком?

Вместе со стаканами в мельхиоровых подстаканни­ках подали птифуры и гору бутербродов с колбасой, осетриной и семгой.

Есть Фриновскому ничуть не хотелось. Приходилось, однако, делать вид, что действительно заработался, до чертиков устал и проголодался.

— Может, водочки? — догадливо прищурился Ни­колай Иванович.

После стакана зубровки пошло живее.

— Я чего хотел спросить? — Ежов доверительно тронул Фриновского за колено.— Что там у вас в Шепетовке произошло?

— У нас? — встрепенулся комкор.— Не у нас, Ни­колай Иванович. Мы тут сбоку припеку. Пропустили по договоренности с иностранным отделом, а там уж они сами прошляпили. Вроде несогласованность получи­лась... Вместо наблюдения взяли, как говорится, за шкирку. Правда, сразу же спохватились, но сами по­нимаете...— он досадливо махнул рукой.— Сплошная кустарщина.

— У меня немножко другие сведения.

— Ну? — Фриновский закашлялся и побагровел.— Я сейчас же свяжусь по ВЧ с округом, Николай Иванович, и уточню.

— Не стоит... Нет надобности,— как бы утратив интерес, протянул Ежов и без всякого перехода пере­ключился на другое.— Я, собственно, вот о чем хотел по­беседовать,— лукаво прищурившись, он огладил ви­сок.— Любит наш народ пограничников? Как вы счи­таете?

— Любит, Николай Иванович, даже очень,— встре­воженный Фриновский силился понять, куда клонит секретарь ЦК.— Без поддержки населения мы как без рук. Каждый пацаненок в приграничном районе ведет себя, будто настоящий дозорный. Мы поощряем такую установку. Наша пионерия чуть что — сломя голову летит на заставу,— он вновь закашлялся и полез за платком. От водки и напряжения его круглое, несколь­ко одутловатое лицо стало совсем влажным.

— Верная точка зрения. Но никогда не надо почи­нать на лаврах. Мы будем еще выше поднимать авто­ритет защитников наших границ. Летчики, красноар­мейцы, танкисты — это все хорошо, правильно, но доб­лестных часовых родины надлежит окружить особым вниманием. Как вы считаете?

— Совершенно с вами согласен,— Фриновский про­мокнул пот.— Мало еще пишут о нашей работе.

— Ну, не то чтобы мало но, согласен, недостаточно... Кстати, а почему бы вам самому не выступить в «Прав­де»?.. Завтра же поговорю с Мехлисом. Не ударите в грязь лицом?

— Спасибо, товарищ Ежов. Я постараюсь. До мая вон сколько времени... Владимир Ильич подписал дек­рет об учреждении пограничной охраны двадцать вось­мого мая,— на всякий случай напомнил Фриновский, думая не столько о почете, сколько о связанных с пуб­ликацией хлопотах и всяческих подводных камнях.

— Факт бесспорно примечательный,— Ежов задум­чиво запрокинул голову.

— Как своего рода начальная веха,— догадливо подхватил Фриновский.— Ведь сперва погранвойска на­ходились в подчинении наркомфина, а не ОГПУ,— то­ропливо добавил он.— Нынешним могуществом и рас­цветом мы целиком и полностью обязаны отеческой за­боте товарища Сталина.

— Основные тезисы, как вижу, у вас на руках,— удовлетворенно кивнул Ежов.— Остается добавить не­сколько ярких эпизодов и упомянуть наиболее отличив­шихся пограничников. Не боги горшки обжигают?..— он встал с дивана и, подойдя к окнам, слегка раздвинул занавеску.— Вы очень своевременно упомянули о по­мощи населения,— сказал, прислушиваясь к глухому рокоту ночи.— Каждый советский человек должен стать добровольным помощником пограничников, чекистов вообще. Чем безнадежнее положение врагов, тем охотнее они будут хвататься за крайние средства. Надо помнить это и быть бдительными.

— Непременно, Николай Иванович,— Фриновский счел своим долгом подняться.— Я постараюсь особо вы­делить именно эту мысль,— пообещал он, скрипнув но­венькими подошвами.

— А знатные у вас сапожки! — неожиданно восхи­тился Ежов.— Прямо-таки генеральские. Сразу видно, что по особому заказу.

— Уж вы скажете, Николай Иванович... Генералов мы в гражданскую порубали.

— Не всех,— порывисто обернулся Ежов.— Многие ушли за кордон и стали там оголтелыми прислужни­ками фашизма. Но это враги, так сказать, явные, а есть немало тайных — перекрестившихся, что со всей оче­видностью выявилось в процессе чисток. Вы согласны?

— Целиком и полностью,— Фриновский почувство­вал, как сжалось сердце.— Целиком и полностью...

— Со статьей, пожалуй, тянуть не стоит,— Ежов мимолетно коснулся лба, словно ловя промелькнувшую мысль.— Она окажет мобилизующее влияние... И не забудьте упомянуть наркома. Он немало сделал для укрепления наших рубежей.

— Непременно,— Фриновскому удалось скрыть ис­пуг. По его сведениям, отношения между Ягодой и Ежо­вым были совсем непростыми. Лавировать час от часу становилось труднее. Неожиданное предложение подо­зрительно попахивало откровенным подвохом.