Наталья Павлищева - «Врата блаженства»

Сулейман задумался. Его зять – любимец янычар, насколько янычары не любили Ибрагим-пашу, настолько же они обожали Ферхад-пашу. Причина ясна – попустительство грабежу, хотя, конечно, никто не мог гарантировать, что этим же не станет заниматься Ибрагим, ведь до сих пор у грека просто не было возможности что-то делать самостоятельно. Не ощиплет ли Ибрагим Египет, как это сделал с восточными провинциями Ферхад-паша?

Но пока на грека не жаловались, а вот на Ферхад-пашу жаловались, и даже очень.

Вызывать его в столицу опасно, он может запросто поднять на свою защиту недовольным двухлетним бездействием (отсутствием приносящих грабительский доход походов) янычар. И Сулейман решился.

Он объявил, что уезжает охотиться в Эдирне, едет надолго, на несколько месяцев.

Услышав такую новость, валиде ужаснулась:

– Повелитель, Ибрагим-паша в Египте, а вы уезжаете в Эдирне. Кто останется в Стамбуле, кто защитит нас в случае необходимости?

– Я подумал об этом. Янычары ненадежны, я говорю об этом только вам, валиде, прекрасно зная, что мои слова останутся тайной. Охранять вас будет новая гвардия, уже отобранная среди янычар, еще не вкусивших удовольствий от грабежа и предательств, а также опытные воины. Это будут бостанджи – охрана сада.

– Но садом ведают либо слабые садовники, либо евнухи, не способные держать в руках оружие!

– У меня есть другие… Отныне нести охрану дворца снаружи будут именно они – бостанджи.

Это мало успокоило валиде, но существовал еще один вопрос, который Хафса хотела бы прояснить:

– Вы приказали Хуррем отправиться в Летний дворец вместе с детьми?

– Нет, все, что я приказал, вы слышали. Когда вечером велел кизляр-аге позвать Хуррем для серьезного разговора, оказалось, что она уже уехала.

– Но сейчас еще зима, и держать детей там безумие.

– Они с матерью.

Хафса не успела крикнуть, что никакая хорошая мать не станет так мучить своих крошек, Сулейман продолжил:

– Хуррем хорошая мать, а я отец. Я уже отправил туда дополнительную охрану, деньги на содержание и слуг, но так, чтобы она об этом не догадывалась. А сама Хуррем распорядилась продать часть драгоценностей, чтобы сделать то же.

– Она продает ваши подарки?

– Да, но для детей. Пусть посидит и подумает, а я поохочусь. Если поймет свои ошибки, вернется во дворец.

– А если нет?..

Султан только нахмурился. Ему совсем не хотелось думать о такой возможности. Сулейман просто не мог жить без этой зеленоглазой колдуньи.

– Заодно и выяснится, привораживает ли она меня. Из Летнего дворца, в то время как я охочусь в Эдирне, делать это будет трудно.

– А откуда вам известно, что Хуррем продала драгоценности?

– Пока всего одну. Этот браслет мне принес ювелир, а я свою вещь отличу от любой другой. Пришлось бедолаге объяснять, откуда взял…

Сулейман был прав, Хуррем умчалась в Летний дворец, подхватив детей и самое необходимое. Но у нее хватило ума забрать драгоценности.

Фатима и остальные служанки были в ужасе:

– Повелитель выгнал госпожу?!

– Нет, я сама так решила.

Ну кто же поверит, что кадина может себе такое позволить?

В Летнем дворце на другом берегу Босфора хорошо только весной и летом, зимой он мало приспособлен для роскошной жизни. Конечно, в старых постройках, оставшихся еще от прежнего владельца, в крохотных комнатушках жили отставные наложницы и рабыни прежних султанов, озлобленные на жизнь и тех, кто оказался удачливей старухи. Крохотные комнатки было легче отопить, а жить по несколько человек в одной большой женщины категорически не желали, памятуя прошлые обиды. Тяжелое соседство.

Главное здание зимой не отапливалось, и когда наступала весна, требовалось время, чтобы все проветрить и просушить. Каково же было изумление слуг Летнего дворца, когда они увидели, что с барка высаживаются женщины. Женщины в зимнюю пору могли означать только одно: султан кого-то выставил вон из гарема.

Даже в таком заброшенном месте новости разносятся мгновенно. Хуррем с детьми и сопровождающими еще не успела выгрузиться на берег, а все население дворца собралось поглазеть. По богатству нарядов и обилию вещей стало ясно, что это кто-то очень важный. Ой-ё… что творится в этом Стамбуле!.. Давно ли здесь жила баш-кадина Махидевран? Султан не желает топить своих женщин, он их высылает в Летний дворец, чтобы перевоспитались?

Если бы только сплетницы с той стороны Босфора знали, как близки к истине.

Но им было некогда раздумывать, потому что оказалось: вновь прибывшая сама Хасеки Хуррем Султан! Если бы злорадство могло стекать лужей, все обитательницы Летнего дворца стояли бы по колено в собственной желчи. Это потом Хуррем начнут сочувствовать, в первые минуты было только злорадство: еще одна, занесшаяся высоко, получила по заслугам!

Если бы спросили за что, ни одна не ответила бы, но все были уверены, что свершилась справедливость, тот, кто высоко возносится, обязательно должен низко и больно упасть.

Хорошо, что лицо Хуррем скрывали яшмак и вуаль, к тому же женщине было не до подруг по несчастью, да и несчастной она себя не считала. Пока. Хуррем еще не осознала, куда попала и каково ей будет здесь. Мысли Хасеки занимали дети и их обустройство на новом месте. Она все еще верила, что это ненадолго, что уже завтра султан пришлет за ними кизляр-агу, а то и приедет сам. Однако драгоценности с собой взяла, потому что что-то внутри подсказывало, что нужно быть готовой к любым неожиданностям.

Смотрителю дворца Хуррем коротко объяснила, что пока поживет в Летнем дворце, Повелитель согласен. Это озадачило смотрителя. Что значит «пока» и «Повелитель согласен»? Но вопросы задавать не стал, тем более получив несколько золотых монет. Хуррем попросила купить еду на ближайшие дни, а также распорядиться о покупке дров и подготовке назавтра хамама.

– Мы так устали от переезда, хотелось бы пойти в хамам.

Поскольку Хуррем уезжала без предварительного распоряжения Повелителя, никто в Летнем дворце предупрежден не был, и хотя Хуррем Султан торопились создать условия (мало ли что, Махидевран Султан вон вернулась, и довольно быстро), эти условия были несравнимы с теми, что остались во дворце.

Нагреть удалось всего одну большую комнату, в которой и устроились пока. Перекусили тем, что Гюль сообразила взять с собой, уставшие дети начали капризничать, их пришлось устраивать спать в первую очередь.

Наконец все было закончено: комната нагрелась, внесенные в нее матрасы тоже, дети и взрослые поели, Хуррем покормила самого маленького Селима, который еще не бросил грудь, и, уложив детей, вышла из комнаты.

Ей старались не мешать, потому все женщины вышли в коридор, вернее, на длинный балкон, тянущийся по всему периметру. Служанки стояли, зябко кутаясь в свои одеяла.