Рихард Дюбель - Хранители Кодекса Люцифера

Услышав шаги, девушка метнулась в темноту задней части здания. Шаги замерли перед развалинами.

– Александра?

– Я здесь!

Вацлав осторожно перешагивал через лужи и обходил валявшиеся доски. На нем был короткий плащ и блестящие туфли с пряжками вместо сапог. Он получил ее сообщение, когда находился в придворной канцелярии, и даже не успел переодеться. Она ожидала, что он скажет, что улизнул с работы и потому не располагает временем, но вместо этого юноша просто спросил:

– Как у тебя дела?

Александра пожала плечами. Она увидела, что он повторил ее движение. Лицо его казалось похудевшим и осунувшимся. За последние несколько лет неповоротливый мальчик превратился в красивого молодого человека. Но теперь сквозь черты Вацлава просвечивал характер взрослого, более жесткого мужчины. Александра удивилась, насколько близко к сердцу Вацлав принял смерть ее отца. Она даже почувствовала укор совести, когда ей стало ясно, что смерть Андрея задела бы ее куда меньше. Арест кардинала Хлесля так же глубоко затронул Вацлава. Когда он выбежал из церкви, после того как отпевание так неожиданно оборвали, Александра едва не начала презирать его. Она подумала, что юношей двигало чистое любопытство, что ему хотелось узнать, куда повели старого кардинала. Или – что было бы. еще хуже Вацлава переполняло чересчур рьяное желание исполнить свой долг, заставившее его броситься назад, на свое место в придворной канцелярии, которое он, наверное, весьма неохотно покинул, чтобы присутствовать на отпевании в церкви. Но она ошиблась в обоих своих предположениях.

– Мне немного удалось выведать, – начал Вацлав. – В основном ваш… гость… к сожалению, рассказал правду. При дворе в Вене действительно недовольны тем, что венские купцы не желают претворять в жизнь торговое соглашение с Османской империей. Заключили его не в последнюю очередь для того, чтобы оживить торговлю в столице, и теперь пользу из этого извлекают только многочисленные торговцы из Нюрнберга, Граубюндена и Венеции, проживающие в Вене, так как им удалось схватить удачу за хвост. Кроме них, прибыль получают и ростовщики-евреи, что тоже раздражает магистрат, который не испытывает любви к евреям.

– А как же мой дедушка?

– До этой информации мне еще не удалось добраться: не хватило времени. Однако я слышал, что некоторые торговые дома испытывают трудности, так как они вложили деньги в строительство факторий или зданий в Хайнбурге, а теперь никто не рассматривает этот город как новый перевалочный пункт для торговли с Востоком. Так что, возможно, Себастьян Вилфинг и здесь не наврал.

– Возможно, что он, не мудрствуя лукаво, вступил во владение фирмой, так как мой дедушка слишком стар, чтобы оказать ему достойное сопротивление.

– Боюсь, что результат получается одинаковый.

Она почувствовала, что его взгляд остановился на ней. Как ни странно, во взгляде Вацлава было что-то от ее отца, Александра нервно сглотнула, вновь осознав, что Киприан никогда больше не посмотрит на нее так.

– Я не понимаю, почему моя мать не выставит за дверь эту жирную тварь! – вырвалось у нее.

– Полагаю» твоя мать очень умно ведет себя, если только она не устроит теперь скандал.

– Скандал? Скандал уже произошел! Мы не нуждаемся в связях с Веной. Дядя Андрей и мой отец наладили здесь в Богемии, столько дружеских связей! Мы не нуждаемся в участии фирмы «Вигант». Фирма «Хлесль и Лангенфель» сама прекрасно справляется!

Вацлав пожал плечами. Ей почудилось, что он хочет еще кое-что сказать. Когда в тот день, после ухода короля Фердинанда и его Пленника, он выбежал из церкви, у него была только одна цель: поспешить прямо в придворную канцелярию и добиться, чтобы его назначили вести протокол разбирательства против кардинала Хлесля. Вацлав исхитрился это сделать и стал свидетелем того, как эрцгерцог Максимилиан и король Фердинанд пытались вынудить кардинала признаться в государственной измене. Оказавшись поблизости от Мельхиора Хлесля, Вацлав установил связь между ним и его семьей. Во всяком случае все это время они были в курсе того, как у кардинала идут дела. Александра не имела представления о том, какие одолжения потребовались от Вацлава, чтобы именно его, а не кого-нибудь из старших писарей уполномочили – вести протокол, но сам факт, что юноше это удалось, вызывал уважение. Конечно, назвать его поступок большим подвигом было бы явным преувеличением, но Александра, полагавшая, что имеет некоторое Представление о том бассейне с акулами, которым являлась придворная канцелярия, на самом деле чувствовала нечто вроде невольного восхищения Вацлавом.

– Моя мать совершенно утратила мужество, – пожаловалась она. – В нашем Доме просто нельзя дышать. Либо задыхаешься под потоками слизи, которые Себастьян Вилфинг тянет за собой по коридорам, либо под потоками скорби, которые проливает моя мать. – Глаза девушки увлажнились, и она рассердилась на себя за это. – Я тоже скорблю об отце! – закричала Александра. – Но ведь когда-нибудь жизнь должна снова пойти вперед. Вместо этого моя мать только и делает, что зарывает голову в песок! – Она яростно смахнула слезы со щек.

– Александра, – сказал Вацлав, который явно боролся с собой, – то, что твоя мать ведет себя тихо, это хорошо. Во время последнего заседания по делу кардинала Мельхиора, незадолго до того как его перевезли в Тироль, эрцгерцог Максимилиан изменил тактику. Он угрожал, что бросит в тюрьму оставшихся членов семьи Хлесль, проживающих в Вене и Праге, и попробует получить признание в государственной измене от одного из них.

Александра пристально посмотрела на него. Ей внезапно стало настолько холодно, что она начала дрожать.

– Что?… – заикаясь, прошептала она бескровными губами.

– Кардинал Хлесль сразу встал и признался в государственной измене. Затем он заявил, что удавил императора Рудольфа в постели и отравил его львов. После этого он признал свою вину в смерти всех Пап, которые умерли при его жизни, и, кроме того, сообщил, что по просьбе османского султана выведал секреты рецептов местных кондитеров и передал ему.

Александра растерянно заморгала.

– Все заседатели были на стороне Максимилиана и Фердинанда, но, тем не менее, оглушительно смеялись. Когда же кардиналу сделали выговор и снова пригрозили, что привлекут к ответу всю его семью, он призвал Бога в свидетели и заявил, что готов сознаться в чем угодно. Мельхиор сказал, что его близкие не виноваты и что выдвигать против них обвинение, учитывая нынешние обстоятельства, есть не что иное, как преступление, которое даже сам Папа не смог бы покрыть.

– О господи!

– Александра, даже если кардиналу сейчас и удалось связать Руки своим врагам, высший принцип для нас всех должен быть один: сидеть тихо и не высовываться.