Мариан Фредрикссон - Крест любви. Евангелие от Магдалины

Она вспомнила, как однажды попыталась поговорить на эту тему с Мириам. Ответом девочке послужили рыдания, плачущая Мириам, заломив руки, выскочила из их общей спальни. Тогда-то Мария и решилась прокрасться посреди ночи в большой зал на цокольном этаже, чтобы увидеть все своими глазами. Но там ее изловила Эфросин, после чего Мария получила затрещину и была жестко водворена обратно в комнату.

На следующий день у них состоялся долгий разговор.

Мария Магдалина сидела в Антиохии, в своей комнате, и размышляла о том, что завтра ей обязательно нужно вспомнить содержание того разговора.

Они сидели на обитых бархатом пуфиках в кабинете Эфросин. Пару раз женщина брала Марию за руку, в остальном же, как всегда, была не слишком сентиментальна. Она начала с рассказа о том, откуда берутся дети. Как мужчина вводит свой член во влагалище женщины и заполняет его семенем.

Для Марии рассказ не стал новостью: девочка видела, как спариваются овцы и козы, к тому же она смутно припоминала, как просыпалась ночью от стонов отца, грубо вторгавшегося в лоно жены. Эфросин называла это половым актом. Женщина отметила, что этот самый акт приносит большое наслаждение. Эта новость удивила Марию.

– Для многих это единственный способ приблизиться к другому человеку, – продолжала Эфросин.

Она улыбнулась той странной улыбкой, которую часто видели на ее устах.

– Потому-то этот акт и называют любовью, – рассмеялась женщина.

Девочка изумленно уставилась на Эфросин, прежде она никогда не встречала человека, который бы мог смеяться с опущенными уголками губ.

Последовала долгая пауза, словно Эфросин требовалось время для того, чтобы сочинить нужные объяснения. Существуют ведь границы того, что следует знать семилетке о всяческих безумствах и извращениях.

– Есть женщины, которым соитие с мужчиной доставляет огромную радость. Те, что работают у меня, как раз из таких.

Мария вспомнила мать. Нравилось ли ей ЭТО? В голосе Эфросин слышались нотки сомнения.

– А Мириам? – пискнула малышка.

Эфросин глубоко вздохнула и констатировала:

– У иудеек с этим обычно проблемы.

Женщина замолчала, вспоминая всех иудеек, перебывавших в ее заведении. Отчаявшиеся, с неистребимым чувством вины и раскаяния. Вечером, когда они приводили себя в порядок, можно было услышать, как они с тоскою шепчут молитвы своему богу, единолично властвующему над их сердцами. Что она могла сказать маленькой девочке?…

– Согласно вере, в которой они были воспитаны, соитие с тем, кто не является законным супругом, – смертный грех. Потому они называют нас шлюхами, в их глазах мы – нечистые.

Мария напряглась. Рассказ Эфросин разбудил воспоминание – голос матери. «Если Мария – плод греха, значит, я – шлюха». Глядя прямо в глаза Эфросин, твердым голосом девочка произнесла:

– Я нечистая.

Эфросин попыталась скрыть изумление.

– Ты невинное дитя. Не понимаю, с чего ты взяла это.

– Они так сказали.

Установилась тишина. Слышно было, как капли первого за эту осень дождя ударялись о розовые бутоны в саду. Марии было жаль смотреть на это.

– Для чего выращивают розы?

– Они красивы, милая. Роза также символ, любви, поэтому здесь она как нельзя кстати. То, что мы делаем, можно назвать вечерями любви.

Снова мелькнула кривая усмешка, но в этот раз девочка верила Эфросин. Женщине вдруг захотелось побыть собой, и этот порыв пробуждал в ребенке доверие. Эфросин частенько подвергалась нападкам со стороны других женщин. После трудных ночей они могли кричать, что у нее нет сердца, что она использует их, что они ненавидят ее. Но все же они доверяли Эфросин.

Мария наконец нарушила тишину.

– Почему Вы не отпустите Мириам, если она здесь так несчастна?

– Ей некуда пойти. После того как один солдат взял ее силой, она втайне родила ребенка. Родители Мириам выгнали ее, а ребенка вынесли за порог.

Рассказ Эфросин был на ломаном арамейском, и Мария не была уверена, что все поняла правильно. Девочка пыталась вспомнить все сказанное, слово за словом, пока шла к потаенному гроту на берегу, где ее ждала Мириам. Дождь кончился, и яркая радуга аркой высилась над голубой гладью воды.

Иудейка зарделась от гнева, когда Мария поведала ей о вечерях любви в доме веселья.

– Она лжет. Это вместилище греха, где женщины продают свои тела, за большие деньги продают. Шлюхи, вот кто мы такие. Берегись, Мария, чтобы с тобой не произошло того же, что и со мной.

Мария тихонько сидела, глядя, как поднимается пар над римскими термами южнее по берегу. Там купались римские легионеры.

– Знай, Мария, они – слуги Сатаны, – предостерегла Мириам, проследив взгляд девочки.

Это показалось Марии нелепым. Она научилась ненавидеть греков и римлян, но помнила и голубоглазого солдата, проезжавшего мимо конюшни в Магдале, и доброго Леонидаса. Мириам, будто прочитав мысли ребенка, сказала:

– Они безбожники, как и все чужеземцы.

– Серена молится богу, я сама слышала.

– Серена – филистимлянка, – презрительно бросила Мириам и шепнула девочке на ухо: – Она поклоняется богине.

Тут даже Мария испугалась: богиня, где это видано?!

Девочка не решилась спросить у Мириам, правдой ли был рассказ Эфросин. Сама она считала, что хозяйка не лгала – ведь должно было быть какое-то объяснение тому, что юная красавица так печальна.

Отношения между ними становились все сложнее. Мириам иногда ненавидела девочку за ее успехи в греческом. Скоро малышке уже не понадобится ее помощь, а это значит, Мириам снова придется «работать», как выражалась Эфросин. Мария чувствовала: что-то не так. Но не могла понять что. Девочка гордилась своими успехами. Ей нравилось, когда ее хвалили за прилежание и сообразительность.

– Она талантлива и старательна, светлая головка, – толковали женщины за обедом.

Мария научилась у Мириам читать. Однако Мириам не слишком хорошо владела письмом, и Леонидас был недоволен.

Шло время.

Эфросин позволила Мириам находиться при девочке даже после того, как прибыл новый учитель. Он должен был преподавать Марии греческий и латынь. Эригону эта работа была совсем не по душе. Однако он был рабом, а значит, не мог противиться воле хозяина, римского трибуна, который одолжил Эригона Леонидасу.

Для Марии же игры закончились, теперь каждое утро она проводила в кабинете Эфросин в компании человека с суровым лицом и жесткими требованиями. Латынь была красива, хотя поначалу грамматика вызывала известные затруднения. Больше всего Марии нравилось, когда Эригон читал ей длинные греческие предания. Каждый день он рассказывал ей какую-нибудь историю, а домашним заданием было записать ее по памяти. И Мария писала о замечательных приключениях Персея, сразившего Горгону; об Асклепии, сыне Аполлона и красавицы Коронис, основоположнике медицины, и о полном опасностей путешествии аргонавтов, когда Ясон украл золотое руно.