Юрий Трусов - Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы)

Над головами гренадеров завыли ядра, засвистела картечь, тонко запели пули. Но жестокий огонь не остановил атакующих.

Видимо, опасность утроила силы Кондрата, и он на крутом подъеме у самой стены обогнал Василия. Когда тот нечаянно споткнулся, есаул подхватил у него лестницу и один понес ее в гору. Он уже приставил было ее к крепостной стене, высотой в три с половиной сажени, когда его снова перегнал Зюзин. Быстрее птицы взлетел субалтерн на крепостной вал. Кондрат еще карабкался за ним, когда Василий, сверкнув штыком фузеи, с криком «Ребята, за мной!» исчез за каменным зубцом. Есаул бросился за ним и вовремя. Субалтерна окружили вооруженные ятаганами янычары.

Но только Кондрат успел ударить саблей одного из них, как крепостная стена дрогнула ог дружного «ура!». На ней появились десятки гренадеров, сразу ударивших турок в штыки.

Крики «ура!» смешались с воплями «вай, вай!» (беда (турецк)) , ««сюбхан аллах» (великий боже (турецк)) . Русские штыки казались янычарам страшнее самой смерти. Гренадеры в несколько минут очистили левую сторону крепости. Пользуясь замешательством в рядах врага, Кондрат прорвался во двор и устремился ко входу в бастион — четырехугольную крытую башню. Он знал, что бастион этот — логово паши. Пожалуй, здесь можно будет найти проклятого басурмана и рассчитаться с ним за все обиды. Вход сторожил рослый турок, но ему не удалось задержать Хурделицу. Всего один раз цокнулись клинки, и часовой, охнув, упал с рассеченной головой.

Гренадеры пытались последовать за Хурделицей, но путь им преградил большой отряд турок. В крепостном дворе начался рукопашный бой.

Три солдата, сражавшиеся рядом с Василией Зюзиным, были мгновенно изрублены кривыми султанскими саблями. Несколько гренадеров получили тяжелые ранения. Такая же участь постигла бы и Зюзина, и остальных смельчаков, если бы на помощь к ним не подоспел Иван Громов со своим капральством.

Турецкая контратака была остановлена.

Несколько раз телохранители паши стремительно бросались на горсточку гренадеров, но с воем вынуждены были откатываться назад. Ощетинившиеся штыками ряды солдат были несокрушимы. Гренадеры, отбрасывая турок, стали медленно, шаг за шагом, продвигаться к бастиону. Они спешили на помощь есаулу.

Держа в одной руке саблю, а в другой пистолет, Кондрат вбежал в бастион. В тесном каземате, освещенном тусклым светом плошек, он увидел трех человек. Двое из них, в чалмах и богатых одеждах, яростно спорили у раскрытого окованного медью сундука.

– Почтенный Халым, прибавь еще хотя бы сто пиастров, — иступленно кричал тучный, с лоснящимся ястребиным носом турок одноглазому хромцу.

Третий, молодой татарин, безучастно стоял в стороне, в темном углу. Турки были так увлечены спором, что в первый миг не обратили внимания на вбежавшего казака. Одноглазый первым заметил Хурделицу и, захлопнув крышку сундука, судорожно выхватил из-за пояса пистолет. Но не успел прицелиться — Кондрат свалил его метким выстрелом в голову.

Тучный янычар с ястребиным носом выхватил кривую саблю. Есаул отпарировал его удар и, косясь на татарина, пристально посмотрел на своего противника. «Ашотка!» — чуть не вырвалось у Кондрата.

Да, это в самом деле был еще более растолстевший и обрюзгший хозяин разбойничьей усадьбы. В воспаленных глазах турка сверкнула злоба. Он не узнал Кондрата и вновь атаковал его. Рука у Ашота была крепкая. Он вновь сделал выпад. Кондрат ответно нанес сильный удар в грудь противника, но клинок его наткнулся на стальной панцирь, который носил под халатом Ашот, и переломился пополам.

Это привело Кондрата в ярость: сабля осталась ему еще от отца. Обломком клинка нанес он короткий удар по сабле Ашота, и та со звоном покатилась в сторону, где стоял татарин.

Тот быстро наклонился и поднял ее.

Ашот выхватил из-за пояса длинный узкий нож.

Холодный пот прошиб Кондрата. Он понял, что одному ему, обезоруженному, не отбиться от двух врагов. С обломком клинка в руке, стал он отступать к дверям каземата, зорко наблюдая за обоими противниками. Вдруг татарин бросил Кондрату саблю и крикнул:

– Лови, кунак!

Кондрат поймал саблю и только теперь, когда свет упал на лицо татарина, узнал в нем Озен-башлы.

В этот миг нож, брошенный Ашотом, просвистел в воздухе и впился в шею татарина.

– Получай, предатель! — крикнул турок.

Обливаясь кровью, Озен-башлы упал.

Нож глубоко засел у него в шее. Кровь лилась из перерезанных артерий, клокотала в горле, мешала говорить.

Хурделица бросился на Ашота. Тот уже открыл было дверь, ведшую во второй каземат, чтобы скрыться, но есаул зарубил его на пороге. Затем подбежал к Озен-башлы и склонился над ним. Осмотрев рану, есаул понял, что ему не спасти своего друга.

Озен-башлы тоже понимал это. И как ни крепился Кондрат, слезы потекли по его щекам.

Вдруг в глазах Озен-башлы мелькнула тревога. Он поднял руку, словно приказывая товарищу оглянуться назад. Повернув голову, Кондрат мгновенно вскочил на ноги. В каземат вошел дородный седобородый турок. Рука его сжимала ятаган.

Однако Хурделице не пришлось скрестить с ним оружие. В этот же миг в каземат ворвались гренадеры Зюзина. Ефрейтор Иван Громов приставил к груди седобородого янычара штык фузеи.

– Сдавайся, черт гладкий!

Ятаган выпал из рук седобородого. На пухлых пальцах турка сверкнули бриллиантовые перстни.

Гренадеры ахнули:

– Братцы, не простой басурман!

– Смотри, и одежда у него вся в золоте!

Зюзин деловито оглядел турка и сказал:

– Ребята, пашу Ахмета взяли мы. Не простой он паша — двухбунчужный. Вот так. Так что глядите за ним в оба!

Гренадеры окружили пленного.

– Двухбунчужный дьявол!

– Знатный.

– Наряжен, будто павлин.

– А правда, братцы, что паша сто жен имеет?—спросил Травушкин.

– Правда!

– И этот?

– А этот вдвое! Ведь сказано тебе, что он двухбунчужный!

– Ох, старый кобель! — от всей души возмутился Травушкин — И зачем его, братцы, было в плен брать?

– Как зачем? — возразил ему ефрейтор Иван Громов. — В плен всякого брать должно. Меня еще Ляксандр Васильевич Суворов-батюшка, командир мой полковой, поучал: «Раз в полон неприятель сдается — не обижай!» Понял? И второе: «Супостата живьём имать — почет воинский». Вот… — И ефрейтор приставил Травушкина охранять пашу.

Зюзин заметил кованый сундук, открыл крышку и увидел мешочки с золотыми и серебряными монетами. Субалтерн взглянул на убитых турок, раненого татарина, и ему стало ясно, чго произошло здесь совсем недавно.

– Кондратушка, да ты, пока мы замешкались с янычарами, казну пашинскую отвоевал, — просиял Зюзин. — Молодец! — Но увидел печаль в глазах Кондрата и спросил: — Ты чего хмурый?